воде… Рука сына в ее ладони, кажущаяся до странности холодной, его встревоженный взгляд, повторенный и в глазах отца… Снова пристань… Бесконечная галерея с украшенными фресками стенами… Анфилада полутемных комнат… Зеркала… Мраморные бюсты… Тяжелые шторы… Какие-то люди…
Последнее, что запомнила Сэнди, прежде чем тихо осесть на пол, было нахмуренное лицо лежащего на подушках старого человека, удивительно похожего на Эдварда, разгладившееся при виде Джимми, и произнесенные слабым голосом слова:
– У тебя чудесный сын, Уго.
Комнату золотил предвечерний свет, когда Сэнди наконец открыла глаза. Ее губы еще продолжали начатое во сне движение.
– …Уго, – закончили они.
– Я знаю, – прошептал низко склонившийся над ней муж.
Сэнди вздрогнула, вспомнив, завершением какой фразы было его имя, но твердо повторила ее снова:
– Я люблю тебя, Уго.
– Я тоже люблю тебя, Сэнди, – хрипловатым голосом произнес он и, положив голову на подушку рядом с ней, нежно обнял. – Как жаль, что нам понадобилось восемь лет и сутки сумасшедшей, изматывающей гонки, чтобы это понять. Слава Богу, все уже позади… Врач сказал, что твое недомогание – следствие стресса и переутомления. Прости, прости меня за все, Сэнди…
– И ты… ты тоже прости меня, – прошептала она, чувствуя, как по щеке сползает горячая слеза, за ней другая, третья, превращающиеся в неостановимые ручейки, и зная, что из-за этого море счастья, плещущееся у нее в груди, ничуть не обмелеет.
