появились ямочки. — Мне нравится ваше имя. А платье вообще бесподобно!
Она пробормотала что-то очень быстро по-французски.
— Извините, что? — переспросила Мерроу.
Ее собеседница рассмеялась мелодичным и приятным смехом. Она была полна энергии и жизни. И в ее каштановых глазах было столько озорных искорок, что Мерроу даже подумала, что они во многом родственные души.
— Черт, извините! — воскликнула женщина и протянула изящную руку с длинными пальцами. — Я — Эшлин Фицджеральд, сестра Алекса. Но вы можете называть меня Эш, как все.
Судя по всему, они подружатся! Сестра Алекса прекрасно подойдет на роль пятой «мушкетерши». Но тут же ей пришла в голову печальная мысль: когда они с Алексом расстанутся, она автоматически попрощается и с его сестрой. Ей стало не по себе. Страх потерять Алекса создал ощущение пустоты в груди. Раньше Мерроу просто не думала об этом.
— Ты можешь отвести меня туда, где ты купила это платье?
Мерроу кивнула и посмотрела на розовую кисею, проходящую через лиф сердцевидной формы и свешивающуюся с одной стороны широкой юбки неброской расцветки, расшитой стразами, сверкающими на свету. Оно было настолько «ее», что стоило уплаченных денег, особенно когда глаза Алекса, в первый раз увидевшего ее в этом платье, засияли.
В нем она чувствовала себя вполне комфортно среди элиты...
— Оно очень необычное, и ты в нем великолепно выглядишь, — восхищенно сказала Эш и повернулась, показывая на одну из висящих перед ними фотографий. — Смотри, это маленький голенький Алекс.
Мерроу рассмеялась.
— О, это действительно компрометирующая фотография!
Эш улыбнулась.
— Он был ужасно симпатичным ребенком. На этой стене обычные фотографии, а более официальные — в библиотеке. Мы называем их семейной галереей. А вот на этой ему шесть лет.
Чем больше фотографий она рассматривала, тем более прекрасным казался ей мир семьи Алекса. Они все выглядели такими счастливыми, и на каждом снимке Алекс был улыбающимся, уверенным в себе — настоящий наследник короны Фицджеральдов.
— Эта фотография была снята, когда Алексу исполнилось двадцать, — продолжала свою экскурсию Эш. — Первый год его участия в Дублинском марафоне. Ты знаешь, он учредил собственный благотворительный фонд для детей, больных лейкемией, и практически каждый год участвует сам в марафоне. Я даже хотела последовать его примеру...
— Он мне ничего не рассказывал об этом. — Мерроу взглянула на другую фотографию Алекса со старым фотоаппаратом на шее. Ему было лет пятнадцать или шестнадцать.
По бокам, положив ему руки на плечи, стояли тощий Гейб и улыбающаяся Эш с косичками. Эш подошла к ней поближе и взяла ее за руку.
— Таков Алекс. Знаешь, что говорят о тихом омуте. Он всегда был хорошим сыном и выполнял свои обязанности, не хвастаясь этим. Кажется, ему все легко давалось, и он не считает, что делает что-то из ряда вон выходящее. Но это так. Я знаю лучше, чем кто-либо еще.
Мерроу кивнула. Ей все больше и больше нравилась Эш. Добрая, умная и озорная.
— Итак, каков приговор, О'Коннелл? — настороженно спросил Алекс, когда они с Мерроу остались наедине.
— Я должна решить, нравится ли мне твоя семья или нет после одного вечера?
— О да, верно. Мне кажется, что первое впечатление в таких случаях бывает самым верным. — Он взял ее за руку, проводя по темной части дома. — Ты ведь любишь среднее арифметическое, так? Я хорошо помню твои слова.
Мерроу подняла голову и улыбнулась ему, увидев его обеспокоенный взгляд.
— Ну и память у тебя. Это было так давно, что я уже забыла...
Алекс чуть заметно улыбнулся.
— Ну, мне кажется, что по крайней мере с Эш ты общалась легко.
Мерроу почувствовала, как внутри у нее играет несколько бокалов шампанского. Ее смех заглушил смех Алекса. Она повисла у него на руке и улыбнулась ему.
— Твоя сестра великолепна. Я очень рада, что познакомилась с ней.
— Вот и прекрасно!
Мерроу повернулась к Алексу так, чтобы видеть его глаза. Судя по тону его голоса, отношения с сестрой много значили для него.
— Вы с ней очень близки да?
Он удивленно вскинул брови.
— Мы давно не виделись. У нее свои дела, у меня свои. Я думаю, без нее мне чего-то не хватало.
— Каждый должен иметь своих «мушкетеров», — улыбнулась Мерроу.
— Ты права.
Они сплели пальцы и пошли дальше, покачивая руками.
— Когда есть друзья, ты можешь поговорить с ними обо всем на свете, — тихо произнесла Мерроу. Ей очень хотелось думать, что ее отношения с Алексом становятся более теплыми и доверительными.
— Например, о рейтинге бойфрендов по десятибалльной системе.
Мерроу от всей души рассмеялась.
— Да, это чрезвычайно важно. Но еще важнее, что они всегда с тобой, когда тебе трудно...
Алекс поджал губы и кивнул, глядя поверх ее головы.
— Действительно. — Он тяжело вздохнул. — А интересно, что именно тебе говорила моя сестра?
Мерроу подняла голову и хитро прищурилась:
— А что, по-твоему, она должна была мне рассказать? Есть какой-то семейный секрет, который ты от меня скрываешь? Но если честно, мы больше говорили о твоих достоинствах и талантах. Золотой ребенок...
— Никто не совершенен, — возразил Алекс.
Мерроу страшно захотелось, чтобы Алекс нарушил слово и они, придя домой, занялись любовью. Но как этого добиться? Зная его твердый характер, она сомневалась в успехе подобного предприятия, но почему бы не попытаться?
Она подошла к нему и, прижавшись к его груди, посмотрела ему в глаза и улыбнулась своей, как он говорил, загадочной и озорной улыбкой, которая безотказно действовала на него в девяти случаях из десяти! Она это точно знала на своем личном опыте.
Алекс, похоже, сразу догадался, что она задумала, и отрицательно покачал головой.
— Даже не думай. Я не сдамся раньше тебя, О'Коннелл. Лучше признай свое поражение, и тогда поговорим.
— А если я заставлю тебя первым нарушить установленное тобой правило? Искушать-то никто мне не запрещал. А я хорошо теперь знаю, что тебя заводит!
— Давай попробуй, но, учти, я не сдамся. Когда мы играли по твоим правилам, я все время выслушивал от тебя нотации. Теперь мы играем по моим, значится буду во всем их придерживаться. Раз я сказал «никакого секса», значит, его не будет. Но на стриптиз посмотрю с удовольствием.
— Ты играешь нечестно, Алекс.
— А я не давал слова, что будут играть честно. Главное для меня — результат.
Мерроу застонала от ярости. Ее взгляд потемнел, и Алекс тихонько сжал ее пальцы.
— Нужно было предупредить, что твои слова не шутка.
Золотистые искорки засверкали у него в глазах, и Мерроу не смогла отвести взгляд. Сердце в груди бешено заколотилось. Он изучающе смотрел ей в глаза, не улыбаясь. Взгляд его был столь выразителен, что боль в груди усилилась, и она чуть не застонала от переизбытка чувств.
— Посмотрим, что ты скажешь через неделю, — проговорила она осторожно, а про себя добавила:
