– Только на пару недель, – сказал мне врач, как ему казалось, успокаивающим тоном. – Мы хотим убедиться, что легкие у нее развились в достаточной степени... и она хорошо набирает вес.
Я невесело рассмеялась.
– Если она пойдет в мать, с этим проблем не будет. Она станет чемпионом по набору веса!
Врач успокаивающе похлопал меня по плечу:
– Не волнуйтесь. Все образуется.
Прихрамывая, я вышла из больницы под теплые лучи майского солнца. Села в автомобиль матери и молчала, пока мы ехали домой. Смотрела на листья, на свежую травку, на учениц школы Святого Петра в клетчатых джемперах. Смотрела, но не видела. Для меня весь мир выглядел серым. И в моей голове царили только ярость и страх. Ни для чего другого места не оставалось.
Моя мать и Люси выгрузили чемоданы из багажника, вместе со мной пошли к моему дому. Люси несла чемоданы, мать шагала чуть сзади меня, Таня тащилась в арьергарде. Мышцы ног стали дряблыми. Болели швы, ныла лодыжка в гипсовом «сапожке». Как выяснилось, лодыжку я только потянула, но никто не удосужился в первые несколько дней посмотреть мою ногу. Травма усугубилась, отсюда и съемный гипс на шесть недель, правда, только для ходьбы. Ерунда, конечно, в сравнении со всем остальным.
Я порылась в сумочке. Мой бумажник, пачка жевательной резинки, помада, книжица спичек из «Звездного бара» выглядели словно реликвии из другой жизни. Я доставала ключи, когда Люси вставила свой ключ в замок двери первого этажа.
– Я здесь не живу, – повернулась к ней я.
– Теперь живешь. – Люси ослепительно улыбнулась. Так же, как мать и Таня.
Я переступила через порог, «сапожок» стукнулся о паркетный пол. Я сделала шаг вперед, огляделась.
Квартира, точная копия моей на третьем этаже, с мебелью из темного дерева, сантехникой и кухонными принадлежностями конца семидесятых годов, радикальным образом трансформировалась.
Солнечный свет струился в окна, которых раньше не было, отражался от чистого, натертого кленового паркета, хотя, когда я в последний раз видела эту квартиру, никакого кленового паркета не было и в помине.
Я прошла на кухню, двигалась медленно, словно воздух обрел плотность воды. Новые буфеты цвета гречишного меда. В гостиной – новый диван и кресла, удобные, обтянутые желтой джинсой, красивые и прочные. Я вспомнила, что как-то показывала точно такие же Макси в одном из глянцевых журналов. На полу лежал ковер, выдержанный в сине-золотых тонах. Я увидела телевизор с плоским экраном и стереосистему последней модели. На полках стояли новенькие книжки для младенцев.
Люси аж подпрыгивала от радости.
– Можешь ты в это поверить, Кэнни? Это потрясающе!
– Просто не знаю, что и сказать. – Я двинулась в коридор. Ванную комнату я не узнала. Моющиеся обои эры Картера, отвратительный туалетный столик, дешевые стальные краны, треснувший унитаз – все исчезло. Везде сверкал белый кафель с сине-золотым рисунком. Большая ванна-джакузи, два шланга для душа, на тот случай, если я захочу мыться с партнером. Полки со стеклянными дверцами, свежесрезанные лилии в вазе, стопка толстенных банных полотенец. Миниатюрная белая ванночка для младенца с набором игрушек, маленькие губки в форме животных, выводок резиновых уточек.
– Ты еще не видела детскую! – воскликнула Люси.
Меня встретили лимонно-желтые стены, точь-в-точь такого же цвета, что наверху, и я узнала детскую кроватку, собранную доктором К. В остальном мебель была новой. Столик для пеленания, комод, кресло- качалка белого дерева. «Антиквариат», – прошептала Таня, проведя большим пальцем по белой, чуть отливающей в розовизну краске. Стены украшали картины: русалка, плавающая в океане, парусник, марширующие слоны. Угол комнаты занимала небольшая секция магазина детских игрушек. Некоторые я видела впервые в жизни. Наборы кубиков. Погремушки. Мячи. Игрушки, которые разговаривали, лаяли, пищали, когда их сжимали или дергали за ниточку. Та самая лошадка-качалка, которой я двумя месяцами раньше восхищалась в магазине в Санта-Монике. Все, о чем только можно мечтать.
Я опустилась в желтое кресло под свисающим с потолка мобилем из звезд, облаков и полумесяцев, рядом с трехфутовым плюшевым медведем.
– Это еще не все, – сказала Люси.
– Ты не поверишь, – добавила мать.
Я пошла в спальню. Королевская кровать под пологом, какие-то фантастические простыни в желто- белую полоску с розовыми цветами.
– Из особого тонковолокнистого хлопка, – похвалилась Люси, обратила мое внимание на подушки, на ковер ручной работы (желтый, с розовыми цветами по периметру) на полу, на другую антикварную, белую с розовизной мебель, комод с девятью ящиками прикроватный столик, на вазу с цветами. – Открой жалюзи, – предложила Люси.
Я открыла. Перед окном спальни появилась веранда с большим керамическим горшком, в котором цвела герань, скамейками, столиком и газовым грилем размером с фольксвагеновского «жука» в углу.
Я села, вернее, плюхнулась, так как нога не держали, на кровать. На подушке лежала визитная карточка, какие обычно присылают с букетом цветов. «Добро пожаловать домой», – прочитала я на одной стороне. «От твоих друзей» – на другой.
Моя мать, Таня и Люси стояли рядком, наблюдая за мной, дожидаясь одобрительных комментариев.
– Кто... – начала я. – Как...
– Твои друзья, – нетерпеливо ответила Люси.
– Макси?
