потрескались. Да и голос сел. – Я пошла погулять и заблудилась. Я заблудилась, а теперь вот пытаюсь найтись.
Он положил руку мне на голову, погладил.
– Позволь отвезти тебя домой.
На лифте мы спустились вниз, вышли из здания, он усадил меня в свой автомобиль. Перед этим доктор К. на секунду задержался в холле у автомата и купил банку холодной колы. Я тут же выхватила ее у него из рук и осушила. Он ничего не сказал, даже когда я громко рыгнула. По пути остановился у магазинчика на углу, купил литровую бутылку воды и апельсиновое мороженое на палочке.
– Спасибо, – просипела я. – Очень мило с твоей стороны. – Я пила воду, слизывала с палочки мороженое.
– Я пытался дозвониться до тебя. Звонил домой и на работу.
– Я очень занята, – ответила я дежурной фразой.
– Джой уже дома? Я покачала головой. Он посмотрел на меня.
– Ты в порядке?
– Занята, – вновь просипела я. Груди болели. Я глянула вниз и не удивилась, увидев на футболке два круглых пятна.
– Занята чем? – спросил он.
Я крепко сжимала губы. Не ожидала, что на «занята» диалог не закончится.
Остановив автомобиль на красный свет, он наклонился ко мне, заглянул в глаза.
– Ты в порядке?
Я пожала плечами. Водитель вставшей нам в затылок машины нажал на клаксон, но доктор К. не тронул автомобиль с места.
– Кэнни... – Голос его наполняла доброта. Одна-единственная слезинка поползла по щеке. Он потянулся, чтобы смахнуть ее. Я отпрянула как от огня.
– Нет! – взвизгнула я. – Не прикасайся ко мне!
– Кэнни, Господи, да что с тобой?
Я покачала головой, уставившись на свои колени, на тающие на них остатки мороженого. Какое-то время мы ехали молча. Тихонько урчал мотор, холодный кондиционированный воздух обдувал колени и плечи.
На следующем светофоре он вновь попытался заговорить:
– Как Нифкин? Не забыл мои уроки? – Доктор К. быстро глянул на меня. – Ты помнишь, как мы навещали тебя, да?
Я кивнула.
– Я не чокнутая, – ответила я, однако полной уверенности в этом у меня не было. Разве сумасшедшие знают, что они сумасшедшие? Или думают, что никаких отклонений от нормы у них нет, хотя они и ведут себя как безумцы, ходят по городу грязными, в разваливающихся кроссовках и с головой, настолько переполненной яростью, что она грозит взорваться.
Еще несколько кварталов мы проехали в молчании. Я не знала, что сказать, что сделать. Вроде бы мне следовало задать доктору К. какие-то вопросы, расставить какие-то акценты, но мозг словно застлал густой туман.
– Куда мы едем? – наконец выдавила я из себя. – Мне надо домой. Или в больницу, я должна туда вернуться.
Мы остановились на красный свет.
– Ты работаешь? – спросил доктор К. – В последние месяцы я не видел твоего имени...
Я так давно не вела обычной светской беседы, что мне потребовалось время, чтобы понять смысл его слов.
– Я в отпуске.
– Ты ешь как положено? – Он искоса смотрел на меня. – Или вопрос следует сформулировать иначе: ты что-нибудь ешь?
Я пожала плечами:
– Это трудно. С ребенком. С Джой. Я дважды в день хожу к ней в больницу, и я готовлю дом к ее приезду... Я много хожу, – закончила я.
– Это я вижу.
Еще несколько кварталов молчания, опять остановка на красный свет.
– Я думал о тебе, – первым заговорил он. – Надеялся, ты зайдешь или позвонишь...
– Так я и зашла, не так ли?
– Я думал, мы сходим в кино. Или опять в тот ресторан. Слова его звучали так странно, что я рассмеялась. Какое кино, какой ресторан, если в мыслях у меня только дочь и ярость?
– И куда ты шла, когда заблудилась?
– Гуляла, – выдохнула я. – Просто пошла прогуляться. Он покачал головой, но не стал развивать тему.
