музыкального автомата лилась песня «Grateful Dead» (вроде бы «Кэссиди»), я вспомнила, как мы заехали к Джорджу, другу Брюса, чтобы вместе отправиться на концерт «Dead», и, ожидая, пока Джордж оденется, ускользнули в кабинет, где я сделала Брюсу быстрый и качественный отсос под чучелом головы оленя на стене. Физически я сидела в «Хогс и хайферс», а мысленно стояла перед Брюсом на коленях, руками обжимала его ягодицы, его колени прижимались к моей груди, Брюс дрожал всем телом и ахал: «Я тебя люблю», а я думала, что создана для этого, ни для чего больше – только для этого.
– Конечно, ты можешь. – Макси выдернула меня из подвалов прошлого в пропитанное текилой настоящее. – Скажи мне, что в нем самое ужасное?
– Он очень неряшлив.
Она восхитительно наморщила носик.
– Не такой уж это и кошмар.
– О, ты просто представить себе не можешь. Все эти волосы, они оставались в ванной, он никогда их за собой не убирал, а если уж такое случалось, то клал, в мыле, отвратительные, склизкие, на угол ванны. Когда я увидела это в первый раз, то закричала.
Мы опять выпили. Щечки Макси раскраснелись, глаза сверкали.
– И потом... и потом у него отвратительные ногти на ногах. – Я рыгнула как могла деликатно, прикрыв рот тыльной стороной ладони. – Такие желтые, толстые, шероховатые...
– Грибок, – туг же определила Макси.
– И еще его мини-бар. – Я постепенно расходилась. Поиск недостатков Брюса все больше мне нравился. – Всякий раз, когда его родители летали куда-то на самолете, по возвращении они привозили с собой маленькие бутылочки водки и виски. Он держал их в коробке из-под обуви, и если кто-то хотел выпить, говорил: «Возьми что-нибудь из мини-бара». – Я помолчала, роясь в памяти. – Вообще-то это мило.
– Я как раз собиралась это сказать, – кивнула Макси.
– Но со временем начинало раздражать. Я прихожу к нему, у меня ужасная головная боль, я хочу водки с тоником, а он идет к мини-бару. Я думаю, он просто жалел денег на то, чтобы купить нормальную бутылку.
– Скажи мне, он действительно был хорош в постели? – спросила Макси.
Я попыталась подпереть голову рукой, но локоть меня не послушался, и я стукнулась лбом о стойку. Макси рассмеялась. Бармен нахмурился. Я попросила стакан воды.
– Хочешь знать правду?
– Нет, я хочу, чтобы ты солгала мне. Я же кинозвезда. Все остальные лгут.
– Правда, – начала я, – правда состоит в том, что... Макси, смеясь, наклонилась ко мне.
– Не молчи, Кэнни, выкладывай.
– Ну, конечно, он хотел пробовать что-нибудь новенькое, я это ценила...
– Давай же... это не переда... не передовица... – Она закрыла глаза. – Не виляй. Я задала простой вопрос. Хорош он или нет?
– Правда... – пошла я на второй круг, – правда состоит в том, что у него... очень маленький.
Ее глаза округлились.
– Маленький, ты хочешь сказать... в смысле – там?
– Маленький, – повторила я. – Крошечный. Микроскопический. Стремящийся к нулю! – Признавшись, я облегченно выдохнула. – Я не про твердый. В стоячем положении он в принципе был нормальным. А вот в висячем он словно вдвигался в тело и выглядел прямо-таки как маленький... – Продолжить я не смогла, потому что залилась смехом.
– Что? Хватит, Кэнни. Перестань смеяться. Сядь прямо. Скажи мне!
– Волосатый желудь, – выдавила я. Макси аж завизжала. От смеха слезы брызнули из глаз, я каким-то образом развернулась, моя голова ткнулась ей в колени.
– Волосатый желудь! – повторила она.
– Ш-ш-ш! – осекла я ее, пытаясь выпрямиться.
– Волосатый желудь!
– Макси!
– Что? Ты думаешь, он может меня услышать?
– Он живет в Нью-Джерси, – очень серьезно произнесла я.
Макси забралась на стойку, рупором приложила руки ко рту.
– Дамы и господа, внимание! Волосатый Желудь живет в Нью-Джерси!
– Если не собираешься показывать нам свои сиськи, слезай со стойки! – крикнул пьяный мужчина в ковбойской шляпе. Макси элегантно показала ему палец, потом слезла.
– Слушай, а ведь из этого можно сделать ему псевдоним. Гарри Акорн [36]. Гарри А. Корн.
– Только никому не говори. – Язык у меня заметно заплетался. – Никому.
– Не волнуйся. Не скажу. И я очень сомневаюсь, что наши с мистером Корном пути могут где-то пересечься.
