– Учитывая, что мы разговаривали лишь несколько раз, а у вас очень сложный жизненный период, можно сказать, глобальный кризис, я не мог дать ему волю.
Да, теперь не оставалось сомнений в том, что он обиделся.
– Доводы веские, – кивнула я. – Я уверена, вы очень веселый.
Он подозрительно посмотрел на меня, густые брови сошлись у переносицы.
– С чего вы так решили?
– Потому что вы так сказали. Веселые люди знают о том, что они веселые. А вот те, которые нет, говорят: «Мои друзья считают, что у меня отличное чувство юмора». Или: «Моя мама утверждает, что у меня отличное чувство юмора». Тут ты и понимаешь, во что вляпался.
– Ага, – кивнул он. – А какую характеристику вы можете дать себе? Скажете, что вы веселая?
– Нет, – вздохнула я, глядя в ночное небо. – В данный момент я могу лишь сказать, что я в глубокой жопе.
Мы помолчали. Я наблюдала за конькобежцами.
– Вы подумали о том, что будете делать? – наконец спросил он. – Если не хотите говорить об этом, не надо...
– Нет-нет, я не против. Пока я определилась далеко не со всем. Я знаю, что сохраню ребенка, пусть это и не лучший вариант, если руководствоваться исключительно здравым смыслом. И я знаю, что с его проявлением мне придется меньше работать. Да, еще я знаю, что нужно найти новую квартиру и спросить у сестры, поможет ли она мне в первое время.
Действительно, как выяснилось, определилась я с самой малостью.
– А Брюс? – спросил доктор К.
– Видите ли, вот с этим я еще не разобралась. Мы не разговаривали несколько недель, и он встречается с другой женщиной.
– Отношения серьезные?
– Для него достаточно серьезные, раз он сказал мне о ней. И написал.
Доктор К. обдумал мои слова.
– Возможно, это ничего не значит. Может, он старается поквитаться с вами... или заставить вас ревновать.
– Что ж, у него действенный метод.
– Но ребенок… это все меняет.
– А, вы тоже прочитали ту брошюру? – Я подтянула колени к груди. – После того как мы разбежались... после того как умер его отец, когда я чувствовала себя такой несчастной и хотела, чтобы Брюс вернулся, мои друзья не уставали твердить мне: «Ты сама порвала с ним – наверное, не без причины». И я знаю, что это правда. Глубоко в душе я сознаю, что мы, видимо, не созданы для того, чтобы прожить вместе остаток наших дней. Так что вина скорее всего моя... Я хочу сказать, у меня есть целая теория насчет моего отца, моих родителей и насчет того, почему я не доверяю любви. Вот я и думаю, даже если Брюс – идеал... или, вы понимаете, не идеал, но очень даже подходит мне... тогда, возможно, я не смогла этого в нем разглядеть... или убедила себя, что это не так.
– А может, он действительно вам не пара. В медицинской школе нас учили: когда слышите стук копыт...
– ...не оглядывайтесь в поисках зебр. Он улыбнулся:
– В вашей медицинской школе тоже так говорили? Я покачала головой:
– Нет. Мой отец – врач. И он частенько пускал в ход эту поговорку. Но я не знаю, может, на этот именно раз пробегала зебра. Мне очень недостает Брюса, я ужасно горевала, узнав, что он с другой, и я думаю, что сама упустила свой шанс... возможно, он – моя любовь на всю жизнь, возможно, именно его судьба прочила мне в мужья. – Я шумно сглотнула, горло сжалось, когда я произносила это слово. – Но теперь...
– Что теперь?
– Мне все равно его недостает. – Я покачала головой, испытывая отвращение к собственной жалкости. – Меня преследует эта мысль. Но сейчас я не могу позволить себе роскошь сидеть и надеяться на его возвращение. Я должна думать о себе, думать о ребенке, готовиться к его появлению на свет.
Я посмотрела на доктора. Он снял очки и внимательно наблюдал за мной.
– Могу я задать вам вопрос? – спросила я. Он кивнул.
– Мне нужно мнение мужчины. У вас есть дети?
– Нет, насколько мне... я хочу сказать, нет.
– Видите, вы собирались сказать: «Нет, насколько мне известно». Ведь так?
– Да, но успел поправиться. Почти успел.
– Ладно. Итак, детей нет. А как бы вы восприняли такой вариант: вы были с какой-то девушкой, потом расстались с ней, и тут она приходит и говорит: «Отгадай, какой у меня сюрприз? Я хожу с твоим ребенком». Хотелось бы вам вообще узнать об этом?
– Если речь идет конкретно обо мне, – задумчиво ответил он, – то да. Я хотел бы знать. Я хотел бы принять участие в жизни ребенка.
– Даже если бы вы больше не хотели иметь ничего общего с его матерью?
