которые священники не в силах опровергнуть, как бы им того ни хотелось. Этот исторический факт основан на неоспоримых и подробных свидетельствах очевидцев.
Во взгляде Гуга появилась невиданная доселе откровенность, он скривил губы и продолжил уже более серьезным тоном, всем своим видом показывая, что шутки закончились.
— Но нас сейчас интересует не вся эта древность и не бог Митра. Чтобы наиболее полно ответить на ваш вопрос, я должен признаться, что, просто изучая устав ордена, я смог убедиться в следующем: нет таких божественных или сверхъестественных деяний, приписываемых Христу во время Его жизни и провозглашенных чудесами, которые бы не случались еще до Его рождения, — от излечения прокаженных до воскрешения мертвых.
Не отводя глаз, он выдержал пытливые взгляды друзей и продолжил:
— Иисус, живший в Галилее и распятый на горе Черепов,[5] был обычным человеком — патриотом и бунтарем. Но тогда Он еще не был Иисусом Христом, потому что Христос — греческое слово, означающее «Мессия», — было придумано Павлом много времени спустя после гибели Иисуса. И в это я тоже верю. Более же всего… кажется, именно об этом вы меня и спрашивали… Мне думается, что весь мир впал в заблуждение, и в том вина людей — заурядных, своекорыстных и самовлюбленных, претендующих на знание Божьей воли и за счет этого набивающих свою мошну и рвущихся к власти. Свидетельств тому предостаточно — имеющий глаза да увидит. В основанной Павлом Церкви сейчас — тысячелетие спустя — не осталось ничего, что не было бы привнесено, измышлено и распропагандировано людьми, утверждающими, будто они слышат глас Господень, тогда как сами они не являют ни малейшего сходства с тем, что можно назвать добродетелью, благочестием или святостью — уже не говоря о христианстве как таковом… Они проповедуют и взывают к благочестию и христианским добродетелям, но немного найдется в наши дни священников и епископов, кто бы не старался хотя бы скрыть от окружающих свое корыстолюбие и суетные помыслы. Мне известно так же хорошо, как и вам, что для большинства это вовсе не секрет, хотя никто не осмеливается — слышите, никто! — заявить об этом вслух. Мир переполнен безысходностью, облаченной в сутану, друзья мои. А еще я верю — пожалуй, в это я верю с особым пылом, — что именно в нашем старинном ордене Воскрешения в Сионе хранится источник спасения, который однажды очистит мир от безбожия и вернет людям истинного Бога…
Гуг снова прервался, чтобы узнать мнение слушателей, и увидел на их лицах сомнение и замешательство. По их глазам он понял, что они удручены своим непониманием, и улыбнулся, покачав головой:
— Друзья, вы же сами меня спросили — вот я вам и рассказал! Правда, теперь вы, очевидно, еще больше запутались: вам не верится, что вы что-то эдакое учили об источнике с пасения. Так вот, поверьте мне на слово — вы о нем знаете. Вы пока сами толком не разобрались в том, что уже выучили. Послушайте же меня, и я поведу вас по дороге к свету — так далеко, как только смогу, потому что и для меня он еще едва виден… Подумайте сами: Церковь утверждает, что Иисус называл себя Путем истинным, а еще он говорил: «Царствие Божие внутри вас». Он предлагал людям присоединиться к Нему, и Он покажет им этот Путь; несомненно, Он Сам в это безоговорочно верил. Но в нашем ордене считают, что Он звал за Собой не от имени Сына Божия, а от имени ессея, потому что привык ежедневно проповедовать в таком духе. Другие ессеи этой общины призывали к тому же, поскольку верили, что человек носит Господа в сердце своем и путь к Господу — это поиск себя… А теперь, если вы еще как следует поломаете голову над этими положениями, то поймете, что они означают возможность обращаться к Господу мысленно, в своих молитвах. А если так, то для чего нужны священники? Задумайтесь только, и вам сразу станет ясно, какая участь ждет наших отцов-церковников… Если человек будет сам направлять к Богу свои помыслы и его молитвы будут исходить от души, минуя кого бы то ни было, зачем тогда ему священники и Церковь вообще — любая Церковь?
Гуг замолчал. Молчали и Сент-Омер и Мондидье; на их лицах отражалось раздумье. Гуг увидел, как постепенно в их глазах огоньком разгорается убежденность, и радостно улыбнулся:
— Ну, теперь поняли? Видите, куда однажды должно нас привести могущество нашего ордена? Когда-нибудь наши свидетельства — знания, которые мы сохранили, — укажут всем путь к неоспоримой истине, что люди сами посягнули на завет, данный им Богом, и ввергли мир в опасность, пробивая тем самым дорогу к суетному мирскому господству. Обещаю вам, что все изменится, — в этом я от души убежден.
— Когда же? — зазвеневшим от нетерпения голосом перебил его Мондидье, но Гуг только пожал плечами.
— Этого я не знаю. Мы сейчас не можем обнародовать наши открытия, потому что не имеем неопровержимых доказательств нашего учения. А ведь от нас потребуют безусловного подтверждения — те же продажные священники и епископы будут кликушествовать о нем на каждом углу, стоит нам только снять покров с тайны и заговорить в полный голос. Но у нас есть орденский устав, и он повелевает нам однажды вернуться в Иерусалим, чтобы найти сокровищницу с письменными свидетельствами, хранящимися там с древних времен. Их оставили нам предки — отцы-основатели дружественных семейств. Этот архив — запечатленная история Иерусалимского братства, в которое входили Иисус и Его брат Иаков. В нем указаны истинные истоки нынешней христианской Церкви, хотя Сам Иисус и Его собратья называли Свое вероисповедание иначе — Путь. Это духовное служение, проживание каждого мига и дня пред оком Господним, упроченное знанием завета Господа тем, кто ему следует… В это я тоже верю.
— А карта есть?
Гуг обернулся к Сент-Омеру и улыбнулся в ответ на его вопрос.
— Карта? — Тут он не выдержал, рассмеялся и покачал головой: — Понятия не имею, Гоф. Может, и есть… Я знаю не больше вашего, и я не открыл вам никаких тайн — все, что я вам тут рассказывал, известно каждому из собратьев. Просто я более тщательно, чем вы, копался в некоторых источниках и пытался сложить воедино разрозненные сведения.
— Когда же мы туда отправимся? И, по-твоему, отправимся ли вообще?
Гуг только отмахнулся:
— Конечно, кто-нибудь когда-нибудь туда доберется. Мы с вами к тому времени уже наверняка помрем, но непременно найдется тот, кто разыщет сокровищницу, и, как только это осуществится, мир будет спасен — от загребущих рук церковников, и не только.
— А если бы нам посчастливилось? Предположим, нам представилась такая возможность — отплыть в Иерусалим на поиски сокровищ… Ты бы согласился?
— Вот почему вас интересует карта!
— Разумеется. Так ты поехал бы?
— Еще бы не поехал! Даже раньше, чем меня успели бы спросить! Что я, по-вашему, настолько чокнутый, чтоб остаться?
Пейн Мондидье в два шага подскочил к Гугу и положил руку ему на плечо, а другую протянул Сент- Омеру. Тот поспешил присоединиться.
— Если ты отправишься туда, мы поедем с тобой. Видишь, все оказалось не так и сложно — ты прекрасно все объяснил! И как верно! Мне казалось, что у меня на загривке сидят все анжуйские священники, а ты одним пинком скинул их! Теперь даже дышать стало легче. А тебе, Годфрей?
Тот промолчал, но его улыбка была красноречивее всяких слов.
ГЛАВА 6
В середине сентября 1095 года граф Фульк Анжуйский, четвертый в роду под этим именем и один из славнейших членов ордена Воскрешения, устроил неподалеку от города Блуа большой турнир в честь совершеннолетия своего второго сына, тоже Фулька, которому со временем предстояло назваться графом Фульком Четвертым. Обстоятельства, предшествовавшие этому событию, вызвали волну пересудов,
