Антиохийским. Говорят еще, будто Балдуин, видя у себя под носом пример брата, получившего иерусалимскую корону, пытается не отстать от него и сейчас уже на пути к Эдессе, которую он предназначил себе под графство. А помимо этих трех исполинов полно еще пташек помельче… Не забывай про двух Робертов, Нормандского и Фландрского, вместе с их кликой, и про Стефана Блуаского, в момент слабости согласившегося стать Завоевателю зятем и впоследствии горько раскаявшегося. Ну и, наконец, наш собственный сеньор, граф Раймунд Тулузский, предводитель нашего войска. Все они, словно стервятники, вертят по сторонам головами, без устали выглядывая, чем бы поживиться.
Гуг снова уставился в костер, в жаре углей видя нечто ведомое только ему и кивая собственным раздумьям.
— Я должен поговорить с графом Раймундом, — произнес он, обращаясь большей частью к себе самому. — Мне надо застать его раньше, чем ты чуть свет тронешься в путь. Надеюсь, он не откажется выслушать меня. Иди спать, дружище, спокойной тебе ночи.
ГЛАВА 9
— Теперь рядом нет никого, кто мог бы нас подслушать, брат Гуг, вы можете говорить без опаски. Что так озаботило вас?
Стояло раннее утро, но тени с каждой минутой укорачивались по мере того, как солнце быстро всходило над горизонтом, наливаясь жаром. Гуга тронули понятливость графа и его внимание к его заботам. Придя к Раймунду, он со смятением обнаружил, что того с самого утра осаждает целая толпа придворных — вассалов и просителей, среди которых Гуг почти не заметил членов ордена.
Вероятно, Годфрей явился на встречу с графом раньше назначенного времени и уже успел получить необходимые указания еще до прихода Гуга, поскольку его нигде не было видно. Охрана сразу же пропустила де Пайена ко входу в огромный шатер, над которым развевался флаг графа Тулузского, но, едва оказавшись внутри, Гуг немедленно остановился, не желая пробираться сквозь плотную толпу. Слева он тут же разглядел графа Раймунда, который стоял в центре немногочисленной группки придворных, державшихся от него на почтительном расстоянии, но, куда бы де Пайен ни кинул взгляд, везде он натыкался на людей, встреченных им в Иерусалиме и творивших там бесчинства. К этим Гуг не хотел даже приближаться.
К счастью, граф сам заметил его, стоящего поодаль в одиночестве, и, извинившись перед собеседниками, подошел обнять де Пайена как брата. Он заявил, что был рад услышать от Сент-Омера весть о возвращении Гуга, а тот, в свою очередь, удивился и обрадовался тому, что Раймунд не выказал намерения расспрашивать его о подробностях трехнедельной отлучки. Вместо этого граф, отстранившись, посмотрел на него пытливым взглядом, затем оглянулся на толпу придворных и тихо спросил:
— Вы желали поговорить о делах братства?
Гуг кивнул, пробормотав было несколько слов, но граф перебил его:
— Дело настолько важное, что не терпит отлагательства?
Гуг снова кивнул. Тогда Раймунд взял его под руку и громко произнес:
— Пойдемте, сир Гуг, вы составите мне компанию на утренней прогулке. Мне не терпится поразмяться и послушать о ваших приключениях в пустыне.
Порядком отойдя от шатра и от посторонних ушей, Гуг резко остановился и поглядел в глаза своему сеньору:
— Мне довелось услышать, мессир, что после взятия Иерусалима войско будет распущено.
Граф Раймунд кивнул:
— Я слышал то же самое, но донесения пока очень разноречивы. Войско распускать нельзя, это явное безрассудство.
— Но часть воинов все же вернется домой — это правда?
— Правда, и тут я бессилен вмешаться. Многие из ратников добровольно приняли знак креста, чтобы отвоевать Святую землю. Они добились чего хотели, их цель достигнута. Они искренне верят, что выполнили свой долг, и теперь хотят увидеть своих родных. Разве их нельзя понять?
— Конечно можно, мессир, но как быть с нами — с нашим орденом и его целью? Здесь, в Иерусалиме?
Раймунд Тулузский вздохнул:
— Она тоже осуществилась. Мы ведь изначально стремились закрепиться на этих землях — мы это сделали. Мы разделили с другими честь завоевания Святого града и этим обеспечили себе право остаться в нем.
— «Честь» — неудачное слово, мессир. Я бы выразился иначе.
Граф нахмурился было, но сдержался и ограничился кивком.
— Верно. Я разделяю ваши мысли, сир Гуг; то, о чем вы говорите, — горькая правда. Но я исхожу из политических интересов. Следовательно, вы можете позволить себе испытывать гнев и возмущение, а я лишен такой привилегии. Исходя из этих соображений, вы меня очень обяжете, если не будете испрашивать объяснений моих поступков.
— Прошу прощения, мессир. Я никогда не влезал в ваши дела, как не собираюсь и впредь. Все, что я хотел узнать: что станется с нашей миссией, когда все отправятся по домам?
— Не все отправятся по домам. Кто-то из братьев… задержится здесь.
— Я бы хотел быть в числе тех, кто задержится, если вам угодно, мессир.
Статный граф едва не улыбнулся, но предусмотрительно опустил голову, словно для кивка.
— Так бы и случилось, сир Гуг, не помешай тому некоторые обстоятельства. Надо сказать, именно о вас я подумал в первую очередь, еще до взятия города, когда разрабатывал план действий касательно осуществления нашей общей цели. После окончания кампании я намеревался приблизить вас к себе и поручить вам вести здесь дела ордена, как вдруг… — Он пожал плечами и стал любоваться своими растопыренными пальцами. — Мне донесли о вашем исчезновении и предполагаемой гибели. С тех пор прошло несколько недель. А десять дней назад прибыл курьер с депешей от совета ордена, где отдельно указано ваше имя. Вам надлежит отправиться домой, в баронство Пайенское, где для вас уже имеется поручение. Считая вас мертвым, я написал ответ… но почту еще не отправляли, поэтому вы можете изъять и уничтожить это письмо, а потом первым же кораблем отплыть на Кипр, а оттуда — во Францию. Впрочем…
В голосе Раймунда проскользнула нотка неодобрения:
— Так что же, сир Гуг? Вы сочли бы лучшим для себя остаться здесь, в Иерусалиме, с людьми, которых вы бросили, исчезнув в неизвестном направлении? Или вы дерзнете утверждать, что лучше высшего совета знаете, чем можете быть полезны ордену? Послушайте же меня. Я много размышлял накануне, и, не приди вы сегодня ко мне, я сам послал бы за вами. Вот мое мнение: мы завладели городом, но пока в нем нечего делать, потому что он весь вымер. Зловоние от гниющей мертвечины достигает самых небес, и, если бы не близость к Гробу Господню, никто из нас не остался бы здесь и минуты. Но смрад скоро рассеется, и снова начнутся интриги, политические заговоры. И так уже прошли слухи… Вы наверняка знаете об отказе Готфрида от престола?
Гуг кивнул, и Раймунд продолжил:
— Чем бы ни разрешился этот спор, в ближайшие несколько лет грядут многие важные события. Разумеется, будет наконец основано королевство Иерусалимское — вслед за уже провозглашенным Антиохийским принципатом — Боэмунд не терял времени даром. Возможно, появится также королевство Эдесское и многочисленные графства. Но для этого придется подождать еще лет пять, а пока нас всех будет одолевать такое количество мусульманских недругов, какое трудно даже исчислить. Мы отвоевали родину Господа у неверных, но, удерживая свои достижения, мы не сможем уделять должного внимания делам ордена. В этот период мы будем не способны выполнять здесь его требования, даже если бы мы их знали — а мы ничуть о них не осведомлены. Ни вам, ни мне не известно, какие поручения будут возложены на
