язычество, и за смешанную в браках с неевреями, оскверненную кровь. Самый же непростительный грех Ирода состоял в том, что он заменил маккавейских жрецов храма на угодных лично ему, то есть на фарисеев. А евреи — настоящие, благочестивые евреи увидели в этом акте худшее из святотатств: мерзкие инородцы и лживые священники оскверняют собою храм…
Он замолк ненадолго, подыскивая слова, и затем продолжил:
— Тебе гораздо легче будет понять все это, племянник, если ты примешь во внимание следующее: лживые священники, оскверняющие храм, не кажутся нам сегодня таким уж святотатством. Это потому, что нынешние христиане привыкли относиться к храму — к любому, будь то базилика, кафедральный собор или просто часовенка — как к Господней обители, но это означает лишь то, что там можно молиться и совершать богослужения. Там люди собираются, чтобы отдать дань уважения и любви Господу. У евреев же были совершенно иные представления. У них был всего один храм, он находился в Иерусалиме и буквально считался обителью Господа. В нем, в святая святых, жил их Бог с невероятно трудным именем Яхве, поэтому даже приближение к этому месту требовало выполнения многочисленных ритуалов. Люди, входившие в храм, по сути, оказывались перед лицом Самого Господа, единого для всех евреев, жившего не на Небесах, не в Раю, а, как я уже сказал, в святая святых того храма. Он пребывал в обители, которую богоизбранный народ построил, чтобы дать Ему пристанище. Поэтому, когда Ирод назначил своих священников — тех самых селевкидов — и велел им отправлять там богослужения, а потом еще пригласил римлян, чтобы они охраняли безопасность новых жрецов, он жестоко оскорбил каждого, у кого сохранилось хоть немного гордости за свое еврейское происхождение. Вот тебе, пожалуй, главная политическая интрига, развивавшаяся в Иудее во времена рождения Христа. У власти мы видим язычника Ирода Антипу и его клику, тылы им обеспечивает римская армия, а против них, под ними и особенно вокруг них — евреи, то есть иудеи и израильтяне, сбившиеся в около полусотни группировок и сект. Большинство из них ждет мессию — царя Иудейского, народного освободителя; все громогласно требуют независимости, самоуправления и отмены римского господства. Их мировоззрение и деятельность, скорее всего, крайне различны, но намерения и цели сплачивает единое устремление — сбросить гнет чужеземных оков. — Вильгельм прищурился, глядя на Стефана: — Ну что, пока все ясно?
— Кажется, ясно.
— Очень хорошо. Теперь идем дальше. — Он лукаво скосил глаза на графа: — Не хочешь ли продолжить?
— Нет уж, — улыбнулся тот и покачал головой, — у тебя прекрасно получается.
— Ну да… — Вильгельм покусал губы, обдумывая ход дальнейшего рассуждения. — В двух словах все не объяснишь, но я сейчас упомянул, что все еврейские секты сплачивало одно устремление, и теперь скажу больше — целое движение. Нам известно, что оно было воистину бунтарским, поскольку вылилось в открытый мятеж против Рима и привело к истреблению еврейского народа. Как бы там ни было, противники подобной… деятельности, то есть фарисеи и их приспешники со стороны Ирода, разглядели в ней мессианское зерно, которое для них означало разжигание войны с последующим низложением действующей еврейской власти и учреждением правительства мятежников-националистов. Таким образом, клика Ирода вынуждена была обратиться к римлянам как к стражам мира и порядка, призванным блюсти устойчивость и незыблемость еврейского государства. Жребий был брошен, и status quo получил проримское понимание… Но все куда больше запутано… инамного сложнее… — От напряжения сир Вильгельм даже нахмурился. — Этим движением управляла сила, не тождественная обычному патриотизму — в римском его понимании. Для римлян патриотизм — вещь довольно простая и понятная; она означает любовь к своей отчизне, то есть к Риму. Но для евреев дело этим не ограничивалось… их патриотизм подразумевал любовь к Господу, ко всему богоизбранному народу и к родине — стране, где пребывает Бог. Все эти причины и привели к дальнейшим осложнениям.
Он замолк, и Стефан нетерпеливо переспросил:
— И что случилось?
— Не так легко объяснить — я уже говорил. Но все же попытаюсь. Все еврейские секты, существовавшие в те времена, были вовлечены в конфликт между богатыми и бедными. Теми, кто не владел ничем, и теми, кто владел всем. Правящим классом Иудеи была клика Ирода. Они загребли себе все богатства — по той простой причине, что опирались на поддержку римлян. А те были только рады видеть у власти своего прислужника, пресмыкающегося перед Римом и охотно держащего в узде мятежных евреев и еще сохранившихся маккавеев.
— Постой. Кого все-таки ты называешь кликой Ирода?
Сир Вильгельм удивленно изогнул бровь и проворчал:
— Эх, молодежь… Семья Ирода удерживала в своих руках всю власть в стране. Они учредили новых священников, поставили своих сборщиков податей и заставили сотни других общественных институций работать на себя. Люди, служащие в них, были обязаны Ироду своим материальным благополучием, следовательно, платили ему верностью, как вассал платит верностью своему сеньору.
Стефан кивнул: этот феодальный аналог был ему понятен как нельзя лучше. Вильгельм продолжал:
— А евреи, кому, казалось бы, принадлежала Иудея, не владели ничем. Более того, по сути, они жили в долг, поскольку находились в постоянной денежной зависимости от ростовщиков Ирода. Государственный строй того времени непосредственным образом вынуждал их все больше и больше влезать в долги, просто чтобы не умереть с голоду. С тех пор, как Ирод пришел к власти, все общество жило по таким законам. Растущие подати, в том числе храмовая десятина, держали людей в страшной нужде. Те брали займы, чтобы заплатить подать, но тут подоспевали очередные налоги — порочный, убийственный круг. Так и появилась традиция — вернее, даже культ — бедности, зиждущейся на величайшей праведности. В числе первых его сторонников были зелоты, а члены другой секты — эбионитов, или ессеев, — называли себя «бедняки», «бедные праведники», или же просто «бедные».
Вильгельм прервался и взглянул на графа Гуга, который внимательно его слушал с совершенно бесстрастным лицом:
— Я ничего не пропустил?
Граф глубоко вздохнул, видимо, не ожидая внимания к себе, и покачал головой:
— Из существенного — ничего. Я поражаюсь, как много ты помнишь и точно излагаешь без всяких подсказок.
Вильгельм снова обратился к племяннику:
— Итак, бедные. Помнишь ли ты слова Иисуса о верблюде, проникающем в игольное ушко?
— Ну конечно. Это так же невозможно, как и богатому человеку заслужить Царствие Небесное.
— Вот-вот. А богатые люди времен Иисуса — это либо слуги Ирода, либо римляне. В любом случае — не евреи, а евреи Иудеи были самой праведной расой во всем мире. Они — богоизбранные. Сейчас нам до этого вроде бы нет дела, но им в ту эпоху казалось нестерпимым, что вся их земля и храм, олицетворяющий их религию, пребывают под пятой полукровок — полуарабов, полугреков, причем обе составляющие неугодны Иегове. К тому же, в силу их упрямства и непреклонности, они еще с меньшей охотой терпели у себя под боком фарисеев, этих лжесвященников Ирода, которыми тот заменил истребленных им маккавейских жрецов. Представь только, в какую ярость вгоняли их бессовестные ростовщики, обосновавшиеся в храме! Ведь с ними приходилось сталкиваться в первую очередь, и ничего поделать с этим было нельзя, потому что всю власть прибрали к рукам богачи вместе с ненавистными римлянами. Эти, в свою очередь, пытались водворить идол своего богохульника-императора в алтарь храма: узурпаторы тоже надеялись на защиту Всевышнего…
Сир Вильгельм ненадолго прервался, дав племяннику возможность осознать все положения своей речи, и продолжал:
— Евреи жили в черно-белом мире, Стефан, в мире света и тьмы, не знающем полутонов. Тот, кто не был евреем, считался язычником и не мог наследовать Царствие Небесное, но даже для евреев путь к милости Божией был тернист и усеян камнями. Среди мессианских сект эбионитов выделилась небольшая группа — ессеи, хотя некоторые называли их назаритами или назареями. Их община, более строго чтящая закон и традиции, нежели даже зелоты, обосновалась в Иерусалиме. В нее входили праведники, сплотившиеся, чтобы вместе ожидать прихода Мессии и торжества евреев и их Господа во всем мире. Один из их духовных вождей звался Иешуа Бен Давид — для нас он Иисус, — Который, судя по документам,
