из библиотеки.
На другой двери висела табличка: «Кладовая спортивного инвентаря», но это название было зачеркнуто, а поверх красовалась надпись: «Изолятор». Открыв эту дверь, Конвей обнаружил, что помещение тоже освещено, но довольно тускло.
Вдоль стен по обе стороны от двери складские полки были переделаны в нары, и две койки были заняты. Тела, лежавшие на них, были обезображены – отчасти от недоедания, а отчасти оттого, что эти люди прожили всю жизнь в невесомости. В отличие от фрагментов тел, которые попадались Конвею и Приликле ближе к наружной обшивке корабля, эти трупы лежали не в вакууме, и потому процесс разложения сделал свое дело. Тем не менее этот процесс зашел не настолько далеко, чтобы невозможно было определить, что это тела ДБДГ, людей – старика и девочки, и что умерли эти двое всего несколько месяцев назад.
Конвей стоял и думал о путешествии, которое продолжалось почти семьсот лет, о последних оставшихся в живых, которые почти дожили до конца этого путешествия. Ему снова пришлось часто моргать – на глаза набежали слезы. Злясь на судьбу, он сделал еще несколько шагов и оказался около смотрового стола и шкафчика с инструментами. В дальнем углу его фонарь выхватил из темноты фигуру человека в скафандре. В одной руке человек держал квадратный предмет, а другой держался за открытую дверцу шкафчика.
– С… Сазерленд? – с трудом выговорил Конвей.
Человек вздрогнул и еле слышно ответил:
– Не надо так орать.
Конвей убавил громкость и затараторил:
– Рад видеть вас, доктор. Меня зовут Конвей, я из Главного Госпиталя Сектора. Нам нужно срочно переправить вас на корабль-неотложку. У них там проблемы и…
Он запнулся. Сазерленд не отпускал дверцу шкафчика. Конвей, стараясь говорить бодро и вдохновенно, продолжал:
– Я понимаю, почему вы воспользовались коричневой смазкой вместо зеленой краски, и я не снимал шлема. Мы знаем, что в других отсеках корабля сохранился воздух. Есть еще оставшиеся в живых? Нашли ли вы то, что искали, доктор?
Только тогда, когда они оба оказались за дверью изолятора, Сазерленд наконец заговорил. Он поднял лицевую пластину, протер ее запотевшую внутреннюю сторону и вяло проговорил:
– Слава богу, что еще кто-то помнит собственную историю. Нет, доктор, больше здесь никто не уцелел. Я осмотрел все отсеки, где остался воздух. В одном из них собраны несъедобные останки – похоже, здесь ближе к концу путешествия процветал каннибализм, и мертвецов складывали там… простите, где они были легко доступны. Нет, я не нашел то, что искал, – а искал я средство диагностики, а не лечения болезни. Все лекарства против этой хвори испортились несколько сотен лет назад… – Он помахал книгой, которую держал в руке, и продолжал: – Надо было прочитать тут кое-что. Шрифт мелкий, и пришлось поднять лицевую пластину, ноя предварительно увеличил давление внутри скафандра. По идее за счет этого возбудители воздушно-капельной инфекции должны были отлететь от меня.
Но только по идее. На самом деле, судя по всему, этого не произошло. Хирург-лейтенант Сазерленд подхватил ту же хворь, что и его товарищи. Он жутко вспотел, он щурился, глядя на свет, а из глаз у него текли слезы. Но ни делирия, ни бессознательного состояния пока не отмечалось. Пока.
Конвей сказал:
– Мы разыскали короткий путь для выхода. Ну, то есть относительно короткий. Как думаете – сможете ли вы с моей помощью пробраться по туннелю или мне стоит связать вас по рукам и ногам и толкать перед собой?
Сазерленд был очень слаб, но не желал, чтобы его связывали и толкали, пусть даже со всей заботой и осторожностью, вдоль по туннелю, где из стенок торчали искореженные, острые куски металла. И все же компромиссное решение было найдено: медики решили связаться друг с другом спиной к спине, и чтобы при этом Конвей перебирал по стенкам руками, а Сазерленд отталкивался от препятствий, которых Конвей бы не заметил. Они опустились в туннель и задвигались с очень приличной скоростью – то есть с настолько приличной, что вскоре увидели Приликлу, который не пролетел еще и половины пути. Всякий раз, когда туннель озаряло солнце, шарик скафандра крошки-эмпата был виден все ближе и ближе.
Непрерывное шипение сигнала «SOS» слышалось все громче, а потом вдруг внезапно прервалось. А еще через несколько минут крошечный черный кружочек защитного шарика Приликлы превратился в сверкающий диск – эмпат вылетел из туннеля наружу. Он сообщил, что «Ргабвар» и «Тенельфи» находились в зоне непосредственной видимости и что теперь можно будет без проблем переговариваться по радио. Конвей и Сазерленд услышали, как Приликла вызвал на связь «Ргабвар» и как затем – наверное, лет через десять, на фоне жуткого хрипа и скрипа послышался ответ с неотложки. Конвей и сам сумел различить кое-какие слова, поэтому суть сообщения, переданного ему Приликлой, его не поразила до глубины души.
– Друг Конвей, – сказал эмпат, и было слышно, что он изо всех сил старается смягчить реакцию на плохие новости, – говорила Нэйдрад. У всех землян-ДБДГ на борту, включая и патофизиолога Мерчисон, отмечаются точно такие же болезненные симптомы, как у офицеров с «Тенельфи», различной степени тяжести. Пока лучше других себя чувствуют капитан и лейтенант Чен, но состояние у обоих таково, что и им должен быть вот-вот предписан постельный режим. Нэйдрад срочно просит нашей помощи, а капитан говорит, что, если мы в ближайшее время не окажемся на борту, он стартует без нас. Лейтенант Чен вообще сильно сомневается относительно возможности старта – даже если бы не нужно было включать в нашу гиперпространственную оболочку «Тенельфи». Похоже, возникли дополнительные сложности в связи с близостью солнца данной звездной системы и тут нужен опытный астронавигатор, чтобы…
– Достаточно, – резко вмешался Конвей. – Скажи им, пусть бросят «Тенельфи»! Пусть проводят отстыковку, пусть избавятся от всех проб, которые Чен принес на борт для анализа. Ни в госпитале, ни в Корпусе Мониторов нам не скажут спасибо, если мы притащим хоть что-то, что побывало в контакте со звездолетом-скитальцем. Очень может быть, что и нас в госпитале не слишком рады будут видеть…
Он умолк, поскольку услышал, как Нэйдрад передает его пожелания капитану. Как только Флетчер начал отвечать, Конвей поспешно проговорил:
– Приликла, я хорошо слышу «Ргабвар», так что твоя помощь мне больше не нужна. Возвращайся на корабль как можно скорее и помоги Нэйдрад в уходе за пациентами. Мы покинем этот туннель через пятнадцать минут. Капитан Флетчер, вы меня слышите?
– Да, слышу, – ответил голос, совершенно не похожий на голос капитана.
– Прекрасно, – проговорил Конвей и вкратце поведал Флетчеру обо всем, что случилось с «Тенельфи», да и не только с «Тенельфи».
Обнаружение звездолета-скитальца в квартируемом районе Галактики стало приятным сюрпризом на фоне скучной, монотонной работы. Офицеры, свободные от несения дежурств, отправились на брошенный корабль, дабы осмотреть его и по возможности идентифицировать. Как на всех других кораблях-разведчиках, команда «Тенельфи» состояла из капитана, навигатора, связиста, бортинженера и медика, а остальные пятеро были инженерами-поисковиками, сменявшими друг друга на круглосуточных дежурствах.
Судя по рассказу Сазерленда, первые офицеры, взошедшие на борт брошенного звездолета, очень быстро определили его название, поскольку им на глаза попалась какая-то ведомость, снабженная эмблемой и названием корабля. В итоге весь экипаж «Тенельфи», включая капитана, в срочном порядке отправился на корабль-скиталец. Весь – кроме корабельного врача, которого сочли наименее нужным при проведении массового сбора информации.
