чистюля и что порядок такой на рабочем столе у него всегда. Он развернул свой стул так, чтобы лучше видеть О'Мару, и несколько секунд молча пристально смотрел на грудь психолога.
– Как видите, я до сих пор в форме, – желчно проговорил О'Мара, – но знаки различия снял. А в форме я до сих пор не потому, что безумно тоскую по утраченному званию, и не потому, что питаю нежные чувства к Корпусу Мониторов, и вообще не по какой-либо другой сентиментальной или психологической причине. Просто-напросто в нашем госпитале слишком много существ, которые не в состоянии отличить одного землянина от другого, но про меня они знают, что я седой и ношу зеленую форму. Так что я в таком виде исключительно в целях облегчения идентификации, и вам не стоит высказывать мне соболезнования или бояться ранить мои задетые чувства. У меня нет никаких чувств – ни задетых, ни каких бы то ни было еще. А став гражданским лицом, я имею полное право даже на то, чтобы не называть вас «сэр»...
– Что-то не припомню, чтобы вы когда-нибудь меня так называли, – улыбнувшись, оборвал О'Мару Скемптон. – А вот вас как нового гражданского администратора сэром будут величать все поголовно, включая и военных сотрудников – они будут делать это из вежливости и независимо от того, питают они к вам уважение или нет. Как там у вас с манией величия, О'Мара?
– ...так что, если у вас имеются инструкции, советы, предупреждения или еще какие-либо неквалифицируемые познания, которыми вы жаждете со мной поделиться, – продолжал О'Мара таким тоном, словно Скемптон и не прерывал его, – давайте лучше сразу к делу. За советы я вам буду признателен, хотя скорее всего ими не воспользуюсь. Затем вы можете формально представить меня вашим сотрудникам, предварительно указав мне те головки, которые я должен буду гладить, и те задницы, которые мне следует пинать – само собой, если задницы имеют место быть. Договорились?
А что касается мании величия – то это явление временное, – кисло добавил O'Mapa, – как, собственно, и эта новая работа.
Скемптон сочувственно кивнул.
– На выбор и подготовку преемника, которому придутся впору ваши башмаки, может уйти время, – сказал он совершенно серьезно, – так что ваша временная работа может продлиться ровно столько, сколько вам покажется нужным. Или желательным.
– Вы пытаетесь мне польстить, – спросил O'Mapa, – или ввести меня в искушение?
– И то, и другое, – ответил полковник. – Но если серьезно, то самое трудное в вашей новой работе – то, что вам нужно ко всем без исключения проявлять как мягкость, так и жесткость. В этом кабинете вам не придется иметь дела с пациентами, страдающими расстройствами эмоций. Все, кто станет приходить сюда, будут неопровержимо уверены в том, что они более здравомыслящи и умны, чем вы, и в том, что с вашей работой любой из них мог бы справиться куда как лучше. Очень может быть, что кое-кто из них будет прав на все сто процентов, но никому из них не придет в голову всерьез подумать о том, чтобы занять ваше место, поскольку все они – большие специалисты-медики, влюбленные в свое дело. К вам они будут являться с непрестанными запросами на оборудование, медикаменты и всякую прочую ерунду и каждый из них будет настаивать на том, что ему все это гораздо нужнее, чем любому из его коллег.
Вы же их будете выслушивать, – продолжал Скемптон, – и говорить им прямо и откровенно все, что вы о них думаете, но исключительно про себя, а делать будете все, что в ваших человеческих и нечеловеческих силах. Учитывая бюджет Корпуса Мониторов, силы вам потребуются и те, и другие. Те сотрудники, которые точно знают свои потребности, будут излагать свои нужды без лишних слов и не станут отнимать у вас время. Вы будете давать им то, чего они хотят, либо будете мягко объяснять им, что получить этого они никак не смогут раньше, чем через две недели или еще позже. В каждом подобном случае придется приходить к компромиссу. Будут и другие сотрудники, и другие запросы. Некоторых придется слушать, вести с ними дипломатичные беседы – надеюсь, это у вас получится – а вот делать ровным счетом ничего не нужно.
Он одарил О'Мару натянутой, несколько обеспокоенной улыбкой и продолжал:
– Все из-за того, что на самом деле всем им будет нужно одно: поболтать с вами и пожаловаться на всякие пакости, которые, как им кажется, о них говорят тайком их коллеги, а еще – о порой действительно имеющих место случаях переманивания самых лучших практикантов в другие отделения. Вам придется выслушивать и жалобы на то, что за время рабочего дня просто невозможно выполнить такую зверскую нагрузку, и так далее, и так далее. Словом, большую часть времени вам придется выслушивать вот такое нытье наших великих медиков, периодически прерывая его парой сочувственных или подбадривающих словечек или обещаний разобраться с той или иной проблемой, как только вам позволит время. Но чаще всего вам не придется ничего говорить и обещать, а делать – тем более, поскольку за вас все сделают ваши подчиненные.
Как только Скемптон умолк, чтобы перевести дух, O'Mapa притворился шокированным и спросил:
– Неужели вот этим и занимался наш глубокоуважаемый администратор на протяжении последних двенадцати лет?
– Стыд и срам, верно? – подхватил полковник и от души расхохотался. Тревожные морщинки у глаз разгладились, и он вдруг стал намного моложе – так молодо он не выглядел с тех пор, как приступил к исполнению обязанностей Главного администратора. Отсмеявшись, Скемптон продолжал:
– Знаете, случаются-таки и драматические моменты, когда мне действительно приходится честно отрабатывать свою зарплату и когда задушевных бесед и ничегонеделания недостаточно. Но клоню я к тому, что независимо от того, кто к вам будет обращаться – существа какого вида, размера или ранга, – самой главной частью вашей работы будет именно выслушивание приходящих. Чаще всего вам нужно будет слушать и издавать соответствующие звуки, давая посетителям выговариваться и тем самым решать их собственные проблемы. Затем они будут покидать ваш кабинет, довольные и счастливые – до следующего раза.
О'Мара неожиданно для себя тоже рассмеялся, хотя и не мог вспомнить, когда с ним такое в последний раз случалось. Затем он сухо проговорил:
– Это очень похоже на то, чем я занимаюсь в Отделении Межвидовой Психологии.
– Может быть, – заметил Скемптон, – именно поэтому вас и назначили на мое место.
Злясь на себя, О'Мара позволил чертам своего лица принять обычное мрачноватое выражение. Он спросил:
– Вы опять пытаетесь мне польстить? Нет причин тратить время на любезности, когда вы покидаете госпиталь и толку от ваших любезностей никакого. Вы можете рассказать мне что-нибудь еще о работе? Или, быть может, хотите дать мне еще какие-нибудь ценные советы?
Улыбка Скемптона растаяла. Чисто деловым тоном он отозвался:
– Советов больше не будет. Только информация. Первый кандидат на ваше место прибывает через три дня. Это доктор Сердаль, цеммеканин, код физиологической классификации ДБКР. Он – первый представитель этого вида в госпитале. К нему обращались с просьбой о перезаписи его разума для мнемограммы, потому он полагает, что его разум – нечто весьма ценное. Такого же мнения на этот счет придерживаются эксперты-медики и психиатры и излагают его в коротком сопроводительном письме. На сегодняшний день это – единственный приемлемый кандидат. Что думать по этому поводу и как поступать – решать, естественно, вам.
О'Мара кивнул. Полковник повернулся к столу, набрал на клавиатуре некую комбинацию и продолжал:
– Каково бы ни было ваше окончательное решение, вам следует знать о том, что пост администратора Главного Госпиталя Двенадцатого Сектора – это самая престижная и самая популярная у соискателей должность в области многовидовой медицины. Соискатели этой должности – всегда важные персоны, пользующиеся влиянием как в политике, так и в медицине, и поэтому экспертам,
