На экране монитора отдельные волоски шерсти выглядели как тонкие, изогнутые стволы пальм. Они медленно склонились в стороны, и стала видна органическая почва, из которой они росли. Затем в поле зрения появилось лезвие скальпеля, выглядящее при таком огромном увеличении устрашающе, и совершило надрез между «стволами пальм» настолько точно, что не задело ни один из них. Затем лезвие проникло глубже, и стали видны тоненькие корешочки с системами индивидуальных мелких мышц, обеспечивавших подвижность каждого волоска. Лезвие не задело и их.
Затем на экране монитора появился один из тромбированных капилляров, похожий на отрезок толстого изогнутого кабеля. Скальпель произвел на нем тонкий продольный надрез, после чего в надрез был введен тончайший зонд с утолщением на конце. Кровотечение было минимальным – всего-то несколько капелек, хотя при пятидесятикратном увеличении они казались размером с футбольные мячи.
О'Мара на миг закрыл глаза, чтобы перестать смотреть на экран и напомнить себе о том, что Торннастор оперирует на капилляре не тоньше волоска и в данный момент пытается обнаружить тромбик – так, чтобы не проделать дырку в кровеносном сосуде. В противном случае вся его предыдущая ювелирная работа пошла бы прахом.
Таких затромбированных капилляров было множество. Но в действиях хирурга было что-то... как бы не совсем правильное.
– Это – сложнейшая микрохирургическая операция, – прошептал О'Мара Мэннену, – но этот метод мне неизвестен.
– Вот не знал, что у вас есть медицинское образование, – съязвил Мэннен, но тут же кивнул. – Ах да, я совсем забыл, что у вас мнемограмма Маррасарах. А что не так?
Торннастор прочистил свои дыхательные пути и издал громкий, недовольный звук.
– Как только что справедливо заметило существо О'Мара, – сказал он, – применяемая мной методика операции отличается от общепринятой кельгианской, поскольку в ней я объединил хирургические познания и опыт еще троих доноров мнемофамм. Работа тонкая и требует максимального сосредоточения. Помимо необходимого обмена словами между членами хирургической бригады, я попросил бы воздержаться от комментариев.
Мэннен, преподаватель-нидианин и О'Мара хранили полное, а последний – восхищенное молчание до тех пор, пока Торннастор не закончил операцию. Наложив шов, он отошел от стола.
– Как видите, – сказал тралтан, скосив глаз к настенному монитору, – затрудненный приток крови к корешковым мышцам восстановлен, а соединительная нервная сеть, управляющая движениями шерсти, не затронута. Однако пациент должен получать сильнодействующие седативные препараты, и шерсть его должна сохранять неподвижность вплоть до полного заживления операционной травмы.
С этими словами Торннастор неожиданно притопнул двумя средними ножищами – так делали тралтаны, когда ими овладевали сильнейшие чувства. Все оборудование операционной задребезжало.
– Благодарю всех, – проговорил тралтан. – Думаю, мы добились оптимального результата.
Глава 15
В соответствии с высоким положением, которое он занимал в медицинской иерархии госпиталя, старший преподаватель Мэннен сидел на единственном «человеческом» стуле, а О'Мара и Торннастор, которому садиться было незачем, стояли перед письменным столом Крейторна. Голос майора звучал тихо и сдержанно, но было видно, что он очень и очень зол.
– Доктора, – сказал он, – я пригласил вас главным образом для того, чтобы принести извинения за поведение лейтенанта О'Мары. Как правило, я поощряю инициативу своих сотрудников и потому обязан нести полную ответственность за их возможные ошибки, но в данном случае была проявлена сверхинициатива, вышедшая за все допустимые рамки. Надеюсь, вы не станете разглашать подробности происшедшего и позволите мне решить все дело, как внутренний дисциплинарный вопрос?
– Безусловно, майор, – сказал Мэннен и неожиданно улыбнулся. – Но вы бы все-таки с ним... полегче.
Крейторн озадаченно покачал головой и обратился к тралтану.
– Теперь, когда О'Мара стер четыре мнемограммы, записанные вам два дня назад, – могу ли я предположить, что вы вернулись к психологической норме, доктор, и что пережитое вами не оставило эмоциональных последствий?
– Вы можете этого не предполагать, а знать точно, – ответил Торннастор. – Однако, хотя обращение «доктор» вполне допустимо и вербально более просто для разговорного общения, вам следует знать, что сегодня утром меня утвердили в звании Старшего врача.
– В таком случае, пожалуйста, примите мои поздравления, Старший врач Торннастор, – улыбнулся майор, однако вид у него остался обеспокоенный. – Но в чем же я ошибаюсь? Вы по-прежнему страдаете от дезориентации сознания после стирания мнемограмм.
– Естественно, некоторая степень дезориентации сохранилась, – подтвердил тралтан, – но она обусловлена только тем, что была стерта эмоционально проблематичная кельгианская мнемограмма, а остальные три, с разрешения старшего преподавателя Мэннена и по договоренности с лейтенантом О'Марой, я решил оставить на постоянной основе.
– Но... но почему? – опешив, проговорил Крейторн. – Это было... и есть очень рискованно. Мы не представляем, какие у этого могут быть последствия для психики. Такого прежде никогда не делалось.
– Но будет делаться впредь, – заявил Мэннен, глянув на О'Мару и Торннастора. – И притом неоднократно.
Майор покачал головой.
– Вам придется объяснить.
Торннастор ответил:
– Как только мое сознание наполнили воспоминания и черты характера четырех представителей других видов, эффект получился именно такой, какой прогнозировал О'Мара. Высокая степень сосредоточения, потребовавшаяся от меня во время проведения операции, обусловила приток в мой разум исключительно медицинских познаний всех четверых доноров мнемограмм. При этом нежелательный эмоциональный компонент кельгианской мнемограммы отступил на задний план. Мне удалось воспользоваться опытом и навыками четверых блестящих хирургов и, синтезировав полученные знания, применить принципиально новую методику оперативного вмешательства. Без наличия всех мнемограмм исход операции не был бы успешным.
– Старший врач, – подхватил Мэннен, – говорил мне о том, что сможет без труда адаптироваться к троим партнерам по разуму и мечтает о том, чтобы они гостили в его сознании постоянно. А если это по силам Торннастору, то почему бы по его стопам не пойти и другим? Естественно, майор, нам потребуются консультации с вашим отделением относительно эмоциональной стабильности и общей годности кандидатов к записи нескольких мнемограмм одновременно, но вы должны понимать, какая у этого начинания перспектива.
До сих пор, – торопливо продолжал Мэннен, как бы для того, чтобы не дать майору прервать его, – наш план состоял в том, чтобы нагружать оперирующего хирурга всего лишь одной мнемограммой, необходимой для проведения конкретной операции конкретному пациенту, принадлежащему к тому или иному виду. Затем мы предполагали стирать эту мнемограмму, а затем в будущем при необходимости снова записывать ее либо другую – сколь угодно многое число раз. Но когда у нас появятся доктора, являющиеся одновременно носителями сразу нескольких мнемограмм, рамки наших потенциальных возможностей сразу расширятся.
Эти врачи смогут не только разрабатывать и осуществлять новые методы оперативного вмешательства, как это сделал присутствующий здесь Торннастор, – взволнованно продолжал
