спустя несколько недель она сыграла ключевую роль в истории с «Цицероном».
В течение первых недель 1944 года Мойиш начал отмечать появление в британских документах кодового названия «Операция Оверлорд». Никто не знал, что это означает. Название привлекло внимание Берлина. Во все германские посольства и всем секретным агентам были разосланы срочные послания с просьбой немедленно выяснить, что скрывается за названием «Оверлорд».
Однажды, изучая новый, полученный от «Цицерона» микрофильм, Мойиш отметил, что к концу мая должны быть закончены некие переговоры между Турцией и западными державами. Это возбудило его любопытство. Он обратился к своим архивам и просмотрел протоколы Тегеранской конференции, после чего пришел к выводу, что «Операция Оверлорд» почти наверняка означает открытие второго фронта в Европе. Мойиш сообщил о своих предположениях в Берлин, снабдив их очевидными доказательствами. Риббентроп не обратил на них никакого внимания. В Анкару отправился ответ: «Возможно, но крайне маловероятно».
Правильность сделанных Мойишем выводов была доказана 6 июня, когда британские, канадские и американские войска под командованием генерала Эйзенхауэра обрушились на побережье Нормандии.
На протяжении первых недель 1944 года поведение нового переводчика Мойиша становилось все более неудовлетворительным. Девушка была истеричной и абсолютно неработоспособной. Только что находясь на вершине блаженства, она могла через минуту сидеть за своим столом и плакать. Иногда она казалась очень интеллигентной и умной, а через день, переводя английские газеты и документы, могла допустить массу ошибок и неточностей. Мойиш стал задумываться, как бы от нее избавиться. Однако ее первоначальное назначение уже вызвало много трудностей в Берлине, и посол фон Папен, знавший ее отца, не хотел предпринимать каких-либо действий.
Девица не имела доступа к секретным документам, однако знала о «Цицероне», услышав это имя, когда замещала временно отсутствующего секретаря Мойиша. На следующий день она прямо спросила: «Кто такой «Цицерон»?» И когда Мойиш отказался отвечать на ее вопрос, она лишь рассмеялась.
Через несколько дней случилось так, что Мойиш подвез девушку в центр Анкары, где она хотела кое-что купить. Девушка не умела говорить по-турецки. Мойиш согласился пойти с ней в магазин готовой одежды. Зайдя в магазин, они обнаружили там «Цицерона», покупающего дамское белье для своей любовницы. Ни «Цицерон», ни Мойиш ни словом, ни взглядом не дали понять, что они знакомы. Однако когда хорошенькая блондинка, казалось, попала в затруднительное положение, «Цицерон» подошел к ней и галантно предложил помочь ей с переводом на турецкий. В течение нескольких минут он служил ей манекеном, которого она драпировала в выбранные ею ткани, чтобы посмотреть, подходят ли они ей. Они расстались, обменявшись обычными любезностями, в которых принял участие и весьма смущенный Мойиш.
А спустя несколько дней «Цицерон» пережил шок. В гостиной отеля «Анкара Палас» он снова увидел эту блондинку в сопровождении высокого, симпатичного молодого американца. «Цицерон» взглянул на его лицо и обомлел: это был водитель длинной черной машины, преследовавшей «Цицерона» и Мойиша по всей Анкаре!
Во второй половине марта истеричное поведение и постоянные ошибки в работе – как в переводах, так и при печатании текстов, переполнили чашу терпения посольских служащих. Посол фон Папен написал отцу девицы, в то время служившему в Будапеште, и предложил забрать ее домой… по причине слабого здоровья. С каждым днем она, похоже, становилась все более нервной. Так, однажды у нее состоялась серьезная беседа с Мойишем о перспективах войны, в которой она, похоже, выразила сомнение в отношении германской победы. В начале апреля она попросила Мойиша, не отпустит ли он ее провести Пасху с семьей в Будапеште.
Это была посланная богом возможность раз и навсегда избавиться от нее! Однако Мойиш сделал вид, что весьма неохотно дает свое согласие. Она должна была уехать из Анкары поездом в Стамбул за несколько дней до Пасхи. Мойиш сказал, что проводит ее, однако переводчица заверила его, что в этом нет никакой необходимости. Мойиш настаивал. Он хотел просто удостовериться, что она действительно уехала. Но когда поезд ушел, блондинки на нем не оказалось. И до этого случались побеги из германской дипломатической колонии в Турции. Немедленно были поставлены в известность турецкие власти, однако им так и не удалось найти блондинку. Об ее исчезновении сообщили в Берлин.
В течение нескольких дней Мойиша преследовали таинственные телефонные звонки. Звонили агенты разведки союзников, которые настаивали, что ему тоже следует сдаться. Они ясно дали ему понять, что блондинка по-прежнему в Анкаре и находится у союзников. В связи с исчезновением блондинки было предпринято официальное расследование, и Мойиш принимал в нем участие, когда неожиданно получил письмо с почтовым штампом Анкары. В конверте находился листок белой бумаги, на котором было напечатано по-немецки: «В британском посольстве все известно про «Цицерона». В одном предложении было сделано две ошибки!
Блондинка была секретным агентом американского Отдела стратегических служб. В начале войны она вернулась в Германию из Соединенных Штатов, однако ее симпатии по-прежнему оставались на стороне Америки. И когда Мойишу понадобился помощник, она ухитрилась получить эту работу.
Много лет спустя, живя с семьей и мужем-американцем в Калифорнии, она призналась:
«Я не сомневалась, что шпион «Цицерон» работал в британском посольстве. И я действительно несколько раз говорила с ним по телефону».
В течение всего периода работы в офисе Мойиша она регулярно снабжала информацией американцев, находившихся в Турции. Однако нервное напряжение было столь велико, что она была вынуждена принимать наркотики, факт, которым и можно объяснить ее странное поведение.
В конце марта у нее было достаточно информации, чтобы «вычислить» «Цицерона», и следуя американским инструкциям, она попросила разрешения навестить родителей. Она не могла больше выносить напряжения, связанного с ее шпионской деятельностью. Через день или два она вылетела на самолете в Каир, где и рассказала людям из британской секретной службы о существовании «Цицерона». По ее собственным словам: «Для англичан это была ужасная пощечина».
Это был конец «Цицерона», большого мастера шпионажа. Мойиш предупредил «Цицерона», что блондинке известна его кличка, хотя у нее нет каких-либо компрометирующих его документов. Ее исчезновение означало, что было бы благоразумно со стороны «Цицерона» быстренько покинуть Анкару. Партнеры по одному из самых сенсационных дел пожали друг другу руки, и «Цицерон» исчез.
Мойиш утверждал, что «Цицерон» получил от немцев более трехсот тысяч фунтов стерлингов, из которых сорок тысяч составляли настоящие деньги и драгоценности.
Мойиша вызвали в Берлин. Его тайно предупредили, что гестапо следит за ним. И тогда он стал откладывать свой отъезд то под одним, то под другим предлогом до тех пор, пока Турция не вступила в войну на стороне союзников. После чего Мойиш был интернирован, а после войны репатриирован в свою родную Австрию. В последний раз, когда автор слышал о нем, он тихо и мирно жил недалеко от
