Вандербилт, Ричард по-прежнему мог составить для любой жен-шины весьма заманчивую партию.
– Да, мы были счастливы тогда, – сказала она скорее себе, чем ему.
– Мы спорили порой, но оставались вместе, – продолжил Линдсей, не сводя глаз с жены.
Вместе? Она согласно кивнула, тщательно маскируя волнение, чему научилась во время войны. На самом деле она возненавидела Ричарда, как только он записался в армию юнионистов, в то время как ее братья и племянники служили делу Юга. И до сего дня она не пожалела ни об одном из своих поступков, совершенных за время их размолвки, а также не видела нужды принимать его снова в своей постели. Если, конечно, сам Ричард не решит отослать ее с позором в Кентукки, назад в ее семью. Ради того чтобы сохранить свое положение, Дездемона готова была использовать все средства и даже снова соблазнить его.
Ричард сжал рот, напомнив ей о своей способности читать мысли людей по их лицам, и Дездемона внутренне сжалась.
– У Хэла все иначе. – У Ричарда на щеке неожиданно задергался мускул. – Он несчастлив, Дездемона.
– Но почему? Хэл очень богатый человек, – возразила Дездемона, – его уважают, и у него обширные связи.
– Особенно среди военных, – буркнул Ричард.
Рот Дездемоны вытянулся в тонкую линию, Хэл должен был внять ее мольбе и сражаться за южан. С другой стороны, если бы он и Ричард взяли сторону Юга, то она сейчас жила бы, как ее кузины, перебиваясь с хлеба на воду.
Все же сливки всегда поднимаются кверху, как любила поговаривать ее бабка. Когда она вернется в Цинциннати, к благам цивилизации, то непременно пошлет кузинам что-нибудь из своих тряпок. К тому времени как раз подоспеет ее новый осенний гардероб из Парижа, и это непременно вызовет завись двоюродных сестер. Размышляя о столь приятных вещах, Дездемона вполуха слушала привычный рассказ Ричарда о войне.
– Я всегда стремился сделать из него доблестного офицера. Подвиги, которые совершил Хэл на «вонючке» и потом на «Сент-Поле», сделали его легендой эскадры Миссисипи и Атлантического флота.
– Это и твоя заслуга, – вскользь бросила Дездемона, раздраженная тем, что Ричард продолжает без умолку говорить о службе Хэла во флоте юнионистов.
– Ты так думаешь? А тебе не кажется, что я слишком часто и слишком сурово бил его тростью? Поскольку Хэл бежал из дома вскоре после последнего наказания, я не переставал гадать, не моя ли в том вина.
Дездемона в недоумении уставилась на мужа. Ричард всегда был образцовым отцом, строгим, но справедливым к своим детям. Ну и что, если Хэла наказывали чаще, чем сестер? Просто он больше шалил.
– Чересчур часто его наказывал? О чем это ты? Ты поступал так, как подобает поступать отцу с непослушным, недисциплинированным сыном!
– В последний раз я потерял над собой контроль. Лежа потом в постели, Хэл казался таким маленьким, таким хрупким… Когда он сказал, что еще одно избиение…
Поднявшись, Дездемона обняла мужа, впервые со времен войны решившись на добровольный телесный контакт. Может, хотя бы ее близость отвлечет его от этой чепухи.
– Перестань, ты всегда был нежным отцом. Ты даже не позволял мне отшлепать Виолу, которая частенько участвовала в эскападах Хэла.
– Ты уверена? – Ричард посмотрел на жену долгим взглядом, вызвав в ней невольную досаду. Теперь она хотела лишь одного – поскорее вернуть здравый смысл своему идиоту мужу. – Традиция требовала строгой дисциплины, но меня всегда преследовала мысль, не является ли счастье сына чем-то более важным…
– Конечно, уверена, можешь не сомневаться. Это благодаря тебе Хэл стал таким хорошим человеком.
Ричард спрятал подбородок в ее волосы, портя ей элегантную прическу, и Дездемона прикусила губу. Впрочем, не страшно – Ребекка потом все поправит.
– Спасибо, дорогая, что поддержала меня. – На этот раз голос Ричарда прозвучал гораздо спокойнее. Наконец-то он отбросил сомнения относительно правильности методов воспитания сына. Пусть лучше сосредоточится на более важных вещах, таких, например, как поиск наследницы Скайлер и устройство ее брака с Хэлом.
Хэл мерил шагами навесную палубу, с радостью неся вахту на ночной стоянке в своем любимом месте на Миссури. Вечернее солнце окрасило крутой западный берег в малиново-золотистые тона; там, неподалеку от причала «Красотки чероки», в реку впадал небольшой ручей, вдоль берегов которого росли тополя. С палубы открывался отличный вид на возвышенности, песчаные отмели и поросшие кустарником островки, медленно исчезавшие под водами весеннего разлива. По обрывистому берегу тянулась большая дубовая роща, к юго-востоку от которой лежал дровяной склад.
К воде спикировала и схватила добычу неясыть, единственная из сов, питающаяся рыбой, и полетела к роще на западе, потом, совершив вираж, направилась на юг и, мелькнув над деревьями, исчезла из виду. Интересно, кто мог ее встревожить?
Снизу доносились запах кофе и звуки струнного оркестра, настраиваемого перед вечерним концертом. Розалинда и Белькур находились внизу, развлекаясь в баре игрой в крибидж. При этой мысли губы Хэла тронула улыбка. Белькур вряд ли станет быстро обыгрывать ее, как обыгрывал других.
Среди листвы в кроне одного из дубов глаз Хэла уловил яркую вспышку света, похожую на луч солнца, отразившегося от зеркала. По старой привычке он насторожился, но, поскольку других признаков, указывающих на присутствие человека, не заметил, вскоре снова расслабился.
Вряд ли источником света был снайпер, засевший на дереве; из военного опыта, полученного на территории повстанцев, Хэл знал, что только белый человек способен выстрелить в беззащитного рулевого в стеклянной рубке. Однако пока речной телеграф не передавал сведений о появлении пиратов или разбойников. Не видел Хэл и подозрительных судов.
Все же Хэл внимательно изучал возвышенность, пытаясь выяснить, что могло послужить причиной вспышки. В чужом краю следовало учитывать каждую мелочь и держать ухо востро.
– Можно к тебе, Хэл? – Виола поднялась на навесную палубу и шла к нему.
Она рассеянным взглядом скользнула по навесной палубе со всем многообразием ступенек и трапов, ведущих к каютам, с массивом труб, уходящих в чрево парохода, балансировочными цепями над головой и перилами, едва достигающими в высоту колена.
Закутанная в элегантный меховой плащ, оберегавший от стужи весеннего вечера, она аккуратно обогнула препятствия и повернулась к реке.
– Дровяной склад еще не виден? – осведомилась Виола, извлекая небольшую подзорную трубу, и принялась изучать восточный берег Миссури.
– Он там, за тем большим тополем…
– Ага, теперь вижу. – Настроив подзорную трубу, Виола принялась разглядывать дровяной склад. – Удивительно, но люди в Сан-Франциско никогда не поверят, что такие места существуют.
– Ты хочешь сказать, что они никогда не видели лесных складов в окружении частоколов, украшенных черепами?
– Ну да. Не зря индейцы опасаются белых, убивших столько их сородичей и выставивших на обозрение черепа в назидание новым смельчакам.
– Очень благоразумно с их стороны. – Хэл обнял сестру за плечи. – Я рад, что ты здесь. Мне всегда хотелось показать тебе Миссури.
– И я всегда буду бережно хранить воспоминания об этих днях. Это все равно что побывать в девственном лесу задолго до того, как человек вырубил деревья и проложил по земле борозды.
– Кое-кто считает это прогрессом.
Виола фыркнула и показала на плывущие по реке комья мусора и отбросов, сопутствующих жизнедеятельности человека.
– Ты это называешь признаком цивилизации?
– Увы. Это явный признак большого города впереди. Завтра мы прибудем в Омаху, куда еще не добрались такие блага цивилизации, как канализация.
– В Омаху? – удивилась Виола.
– Да.
– Не зря железнодорожные агенты советуют своим клиентам путешествовать в объезд Омахи.
Хэл пожал плечами.
– Город быстро разрастается благодаря красивому ландшафту и наличию железнодорожной ветки.
Виола взглянула на него исподлобья, но он не обратил на это внимания.
– Железной дороги?
– Железной дороги, – подтвердил Хэл бесстрастно. При всей нелюбви к железным коням он не мог не уважать их огромный потенциал. – Ладно, хватит об этом. Уильям к нам присоединится?
На губах Виолы появилась столь счастливая улыбка, что Хэл испытал болезненный укол зависти.
– Конечно, он сейчас придет.
– Тогда давай прогуляемся, пока его нет. Скажи-ка мне…
– Да?
– Ты никогда не отвечала на этот вопрос раньше, но, может, теперь ответишь, поскольку вышла замуж за Уильяма. – Хэл сделал глубокий вдох. – Почему ты стала женой Росса? Может, он тайно служил юнионистам, чем и заслужил твое восхищение?
Несколько минут Виола хранила молчание, потом бесстрастно произнесла:
– Это мой секрет, Хэл, прости.
– Ты не любила его?
– Боже милостивый, конечно, нет! Я с трудом его выносила. Однако я была единственной в то время, кто мог воздействовать на Росса. Не ты и не отец. Но, слава Богу, теперь все кончилось, и у меня есть Уильям.
– Я не ослышался? Не мое ли имя тут упоминали? – произнес Уильям, появляясь на палубе; в лучах заходящего солнца его черные волосы светились красивым ореолом.
Лицо Виолы просияло.
Щелк! Тишину сумерек разорвал выстрел, и в стену звонко впилась пуля.
Схватив сестру, Хэл потащил ее в дальний конец надстройки; Уильям последовал за ними.
Щелк, щелк, щелк – пули отскакивали от жестяной крыши штормового мостика и лишь чудом
