Однажды ефрейтор Тудор спросил Романа, почему он всегда возвращается из дому таким грустным. Капрал пристально посмотрел на него и ответил со злостью:
— Потому что нельзя больше так жить, понимаешь? Мария с утра до ночи работает в прислугах, гнет спину на хозяина, ее отцу урезали пенсию. Денег не хватает даже на хлеб. А в подвале у госпожи Джики лежат ящики шоколада и шампанского. Разве это справедливо?
Тудор не успел ответить. К орудию Романа подбежал запыхавшийся телефонист Лука, цыган из Буфти.
— Братцы, где младший лейтенант, вы его разбудили?
— Конечно, разбудили, но он небось никак с девицей расстаться не может. Да что мы не проводили учебных тревог без него?
— Черт возьми, по-моему, на этот раз тревога настоящая. Из дивизиона сообщили, что над Крайовой прошла волна самолетов. Говорят, они летят сюда…
Наконец появился младший лейтенант. Услышав тревожный разговор солдат, он повернулся и пошел в барак, к телефону.
«Что, если правда?… Если это действительно американские бомбардировщики?! Тогда шутки плохи». Мурашки поползли по спине Тудора. Он слышал, что американские самолеты натворили дел в Будапеште, Белграде и Софии.
Из барака вышел младший лейтенант, белый как мел. Он посмотрел вокруг невидящими глазами и бросился к дому Лэптару.
Телефонист Лука хотел его спросить о чем-то, но не успел. Крестясь и шепча: «Святая Мадонна, смилуйся над женой и мальчишкой, внуши им, что они должны убежать в поле…», Лука вошел в помещение телефонной станции.
Роман закусил губу и огляделся. Отсюда, сверху, с площадок орудий, были хорошо видны Китила, Могошоайя и Бэняса. За многоэтажными домами в центре города виднелось несколько наиболее высоких зданий: центральная телефонная станция, здание управления железных дорог, военная академия…
Солнце, необычайно жаркое для начала апреля, спокойно совершало свой путь в бескрайней синеве. По небу плыла стая аистов, взмахивая крыльями, как веслами; на телефонных проводах расположилась компания веселых ласточек.
На улице, как раз против батареи, замер без движения трамвай. Здесь же столпились гимназисты возле девушки с перекинутыми за спину косами. Еще вчера девушка была гимназисткой, сдавала экзамены, переживала, а сегодня все страхи и волнения остались позади: ее включили в списки окончивших гимназию.
— Куда же ты теперь хочешь поступить, Иляна? — спрашивал один из гимназистов.
— Не знаю, я еще об этом не думала. Мне нравится медицина, но я слышала, что место в институт продается за сто тысяч лей, а то и дороже. А потом если я и начну учиться, то не смогу купить ни одного учебника. Ведь мама своей метлой много не заработает. А ведь и за лекции надо платить.
Тудор хорошо знал Иляну Врабие. Они выросли в Джулештях, не раз вместе лазили за гнездами краснохвостки, бродили летними вечерами вдоль железнодорожного полотна, считая вагоны скорых поездов, которые стрелой летели к Китиле. Учился Тудор плохо. Да и что толку было стараться? Все равно, когда он окончил четыре класса гимназии, отец сказал ему, что учиться в гимназии ему больше не придется, а экзамены он может сдать экстерном. Отец работал плотником, и его заработка не хватало даже на еду. Тудор поступил на кирпичный завод Лэптару за пятьсот лей. Иляна в то время перешла в третий класс, и они вместе сидели вечерами над книгами. Их никто не тревожил: мать Иляны работала ночной уборщицей вагонов. Иляна жила на улице Фрасин, в доме, который сдавала госпожа Джика. Тудор тоже снимал комнату в одном из ее домов. Человек предприимчивый, Лэптару построил множество лачуг, в которых ютились такие же, как они, бедняки.
Когда Тудору исполнилось девятнадцать лет и он готовился сдать экзамены за седьмой класс, его призвали в армию. Учеба была прервана, потеряны три года. А Иляна уже сдала на звание бакалавра. И надо же было случиться, что батарея, в которой служил Тудор, была направлена как раз сюда, в Джулешти, где он родился, где прошло его детство, где он впервые почувствовал трепет от прикосновения руки девушки. Этой девушкой была Иляна. Стоя у орудия, он слышал, как она оживленно рассказывала о последних экзаменах, и с нетерпением ждал вечера, когда он сможет с ней встретиться, принести ей пучок свежей редиски с огородов Лэптару и поздравить с успешным окончанием гимназии.
Лука вышел из барака еще более взволнованный. Приставив ладонь к глазам, он долго смотрел в небо.
Роман тихонько окликнул его:
— Что нового, Лука?
— Они уже прошли Питешти, господин капрал. Сейчас, наверное, будет жарко. Вот-вот сообщат. Если они пролетят над Титу, то будут здесь. Если же пройдут над Тырговиште, значит, мы спасены: они полетят на Плоешти.
Он вытер пот со лба и добавил сокрушенно:
— А господин младший лейтенант все не идет. Дивизион требует, чтобы он доложил, сколько у нас снарядов.
— Так доложи сам, чудак. Подсчитай. Двести снарядов на орудие помножить на три. Итого шестьсот, — посоветовал Роман, наблюдая за небом.
Из дома Лэптару показался младший лейтенант Сасу. Он нервно пощелкивал суставами пальцев. Отозвав Тудора, Сасу приказал ему немедленно проводить мамзель Лили из его комнаты на улицу Ательереле ной.
— Извинись за меня и скажи, что я не могу проводить ее сам. Пусть уходит как можно скорее, скоро начнется бомбежка. Проводи ее тихонько, чтобы госпожа министерша ничего не заметила; она страшно сердится. Понять не могу, откуда, черт подери, она все узнает…
Вдруг издалека, с линии окружной железной дороги, послышались залпы крупнокалиберных зенитных орудий.
— Ну ее к чертям, беги к орудию, — передумал офицер и рявкнул на всю батарею: — По местам!
Словно притянутые магнитом, стволы мгновенно повернулись в направлении Китилы.
Телефонист Лука снова показался на пороге и доложил на этот раз спокойным четким голосом:
— Господин младший лейтенант, с КП дивизиона сообщают: «Самолеты идут на высоте четырех тысяч метров, батарее огонь вести самостоятельно!»
Офицер кивнул и быстро вбежал по ступенькам на площадку первого орудия. Расчеты второго и третьего орудий напряженно смотрели вдаль.
Вдруг гулко задрожала земля.
— К бою! — рявкнул Сасу.
Вдали поднялось огромное облако дыма. Тудор сразу же понял, что это могло быть: пробуют поставить дымовую завесу над городом.
Взрывы раздавались все ближе и ближе. Тудор посмотрел в бинокль и замер от ужаса: рушились, как игрушечные, многоэтажные здания, валились тополя и клены, фонтаны земли и пыли поднимались в воздух. И этот страшный смерч шел от Китилы к ним. Только теперь он понял всю трагедию происходящего. Огромное облако дыма подымалось все выше и выше, оно разрасталось на несколько километров вправо и влево от железнодорожной линии между Китилой и Северным вокзалом. Бомбы сокрушали все: дома, вагоны, с корнем выворачивали деревья. Казалось, наступил конец света. Как сквозь сон, донесся до него голос дальномерщика сержанта Илиуца:
— Курс 280! Дальность 8000… 7500… 7000… 6500…
В небе появились едва заметные точки. Летели бомбардировщики. Они казались серебряными рыбами, плывущими по морю к устью Дуная, чтобы метать там икру. Только «икра» этих рыб весила тонны и несла с собой смерть. Самолеты были видны уже отчетливо, и теперь они стали похожи на прожорливых акул, вышедших на охоту.
Смерть надвигалась с головокружительной быстротой. Самолеты шли на высоте 4500 метров…
— Батарея! Огонь!…
Капрал Роман поднял руку. Наводчик ефрейтор Айленей нажал на педаль. Из ствола вылетел снаряд,
