с проезжим кинорежиссером Оней Прутом. Теперь на ее месте спала я. Большую комнату с длинным столом, со скамейками и двумя кроватями Елена Сергеевна облагородила чехлами на кроватях, а Эйзенштейн, уехавший из Ташкента в Алма-Ату (к сожалению, до моего приезда), украсил стены замечательными карикатурами, где он отобразил жизнь в этом писательском дворе. Очень смешными и не очень приличными.
Одна из них изображала двор, заставленный кроватями со спящими жильцами, и среди них бродит Володя Луговской «под мухой». Муха огромная нарисована между его густыми бровями. Подпись «Бровеносец Луговской». В этой большой комнате у двери стояли, не помню, две или три тумбочки, которые заменяли буфет.
Комната Елены Сергеевны была маленькая. Самое замечательное, что в ней было, – это угловые полки, справа от двери, на которых стояли переплетенные произведения Михаила Афанасьевича.
Зимой мне пришлось просидеть долгий вечер со свечой в этой комнате и прослушать беседу Елены Сергеевны с Константином Симоновым, который приехал в Ташкент. За день до этого я встретила его во дворе. Сквозь слабый снежок шел высокий, красивый, в военной форме, героический поэт.
В институте мне казалось, что я влюбилась в него. И вот я сижу и слушаю их воспоминания. Насколько я помню, дядя Симонова был военный и жил по соседству с Шиловскими, и поэт рассказывал, что был влюблен в Елену Сергеевну. Он был так упоен своим успехом и славой, что это заметила даже я и тут же избавилась от влюбленности.
Так же было и с Уткиным. Красивый или, скорее, смазливый поэт показался мне смешным с перевязанным большим пальцем руки, которую ему прострелили на фронте.
У Елены Сергеевны я прожила с начала октября 1942 г. до Ташкентской весны, то есть до февраля 1943 года. Прожила счастливо и очень интересно. Кого только я ни повидала и ни послушала в ее доме! Все эти встречи я описала в письмах ксвоей подруге детства Светлане Тухачевской. Они не сохранились, пропали после нашего ареста, видимо, уничтожены на Лубянке.
Анну Андреевну Ахматову я встречала и слушала на балахане не раз. Елена Сергеевна посылала нас с Сережей кней в госпиталь с серебряной ложечкой и вареньем. Помню, тогда она очень сильно болела. Мне она тогда не казалась красивой, хотя я вижу на фотографиях тех лет – она очень хороша. Не было в ней так нужных мне простоты и душевности. Сейчас я кланяюсь ей в ноги за «Реквием».
Не раз бывала у Елены Сергеевны и Фаина Георгиевна Раневская. Уже через много лет в Москве Елена Сергеевна рассказывала мне, что подружилась с Фаиной Георгиевной и показала на стене ее очень интересную акварель.
Гуляя по улице Жуковского, Елена Сергеевна как-то рассказала мне о том, что недавно кней заезжал очаровательный киносценарист Люся (Алексей) Каплер. Она сказала мне, что Каплер арестован из-за Светланы Сталиной, за которой стал ухаживать. Мир тесен. В 45 году в Воркуте на 1 ОЛПе (Отдельном лагерном пункте) я познакомилась с ним. И была до его глупого отъезда в Москву (после первого освобождения) с ним дружна.
В Новый год Елена Сергеевна и Владимир Александрович Луговской устроили праздник на балахане. Я совершенно не запомнила гостей кроме молоденького, совсем блондинистого и пушистого Никиты Богословского.
Теперь о Володе Луговском. Молодой поэт, человек богатырского сложения, образованный и успешный. В своей поэзии он воспевал, и талантливо воспевал, борьбу, смелость и отвагу. Кажется, ему пришлось в Гражданскую войну воевать с басмачами. В эту же войну он был послан корреспондентом на фронт. Эшелон, в котором он ехал, попал под обстрел. Изуродованные человеческие тела, гибель людей, контузия лишили его сил и моральных, и физических. Он не смог продолжить свой путь на фронт, вернулся в Москву в плачевном состоянии, больной и потерянный.
Елена Сергеевна рассказывала мне, что в эшелоне, который эвакуировал советских писателей с семьями из Москвы 16 октября 1941 года, она в вагоне встретилась с Володей Луговским, которого знала раньше. Он был в тяжелейшем состоянии. (В тот день была паника – фашисты подступали к Москве, а работников органов не послали защищать Москву: они занимались расстрелами заключенных. В этот день расстреляли мою маму и матерей моих ближайших подруг. ) Конечно, Елена Сергеевна ухаживала за ним, как она умеет. И в Ташкенте они оказались в одном дворе. Володя ее любил. Этому я свидетель.
Я увидела Володю в 42-м, уже в хорошей физической форме, но я думаю, что разочарование в себе, и то, что он в эвакуации, а не на фронте, стало для него мукой и унижением. Его друзья Саша Фадеев и Костя Симонов были на фронте. Потому Володя очень сильно пил. Иногда мы его не видели по нескольку дней. Володя считал Елену Сергеевну и Сережу своей семьей. Елена Сергеевна привела в эту же семью еще и меня.
Я прекрасно помню ту кастрюлю с пышно сваренным рисом, которую нам наверх приносила Поля- домработница. И я была за столом. Меня кормили. Хотя я была студенткой, имела 600 г хлеба и талоны в студенческую столовую, и еще какие-то талоны! Иногда Елена Сергеевна давала мне пропуск в столовую, где я с большим интересом наблюдала актеров, снимавшихся в фильме «Два бойца»: ких столику официанты несли и несли подносы с кружками пива.
За зиму, что я прожила у Елены Сергеевны, только раз мне прислали из Москвы с оказией большую посылку с продуктами и мамиными вещами друзья и сотрудники моей матери. Думаю, под чутким руководством моей няни Машеньки.
А Елена Сергеевна часто бывала без денег. Помню, мы радовались, когда в местной газете появлялось какое-либо стихотворение Володи.
Я запомнила один случай, рассказанный мне Еленой Сергеевной. По приезде в Ташкент Елене Сергеевне очень понадобились деньги, и она обратилась кмалознакомой ей жене журналиста Эсе Львовне. На вопрос: «Сколько?» Елена Сергеевна сказала: «От рубля и до 100». Эся Львовна рассмеялась и дала ей 200 рублей. Они подружились. В Москве Елена Сергеевна рассказала мне, что Эся Львовна помогла ей найти переводческую работу. Благодаря ей я получила в подарок от Елены Сергеевны через много лет «Жорж Санд» из «Жизни замечательных людей» с дарственной надписью. Ее у меня зачитали…
Первые недели жизни у Елены Сергеевны я еще не училась. Студенты института уехали на уборку персиков, а я простудилась. Елена Сергеевна вызвала врача и меня на эту сказочную работу не пустила.
Елена Сергеевна расспрашивала меня обо всем случившемся с нашей семьей в 37 году. Я много плакала – еще и оттого, что Елена Сергеевна была так ласкова и внимательна. Чтобы меня немного отвлечь, она очень много рассказывала о себе, об их с Оленькой детстве. Один эпизод я запомнила, так как он говорил о ее незаурядном характере уже в детстве. Олю учили музыке. Когда подошло время учить музыке Елену, родители привели к ней в комнату учительницу. Елена Сергеевна выпрыгнула в окно, и тогда родители оставили ее в покое.
Рассказывала мне и о своем первом муже – летчике, и о поездке к Евгению Александровичу Шиловскому на фронт. Рассказывала о сложном, затянувшемся разводе с Евгением Александровичем.
Я не написала еще – какая же она, Елена Сергеевна, была внешне?
Попробую! Елена Сергеевна Шиловская была для меня, 8-летней девочки, самая молодая и красивая мама в доме. Очень нарядная, яркая и приветливая. Веселая и ласковая с детьми.
В Ташкенте, когда мне уже было 18, Елена Сергеевна Булгакова для меня опять же была молодой и красивой.
Высокая, стройная, с высокой грудью, тонкой талией, с длинными ногами и, может, великоватым размером обуви. Она имела уверенную смелую походку, любила туфли с пряжками. Одевалась нарядно и интересно. Тогда любила маленькие костюмы по фигуре, короткие.
Волосы, кажется, были темно-каштановые. Глаза большие, нос красивый, немаленький. Очень красивый рот. Красила она его низко, к углам. Дома, то есть на балахане, она носила атласный стеганый халат, светло-голубой с большими отворотами. Так что и дома она всегда была нарядно и свободно одета.
Я запомнила мягчайшей ташкентской зимой Елену Сергеевну выходящей из балаханы на площадку лестницы в распахнутой пушистой шубке из ярко-рыжей куницы – веселой, как ее хозяйка.
На ней все было свежо и интересно. И настроение победоносное и приветливое во всем облике. Не хочу даже говорить, сколько было ей тогда лет. Просто она была колдуньей. В Ташкенте к Елене Сергеевне иногда заходила косметичка – ее знакомая по Москве. Помню, она делала Елене Сергеевне жемчужные
