Все правила нарушены. Виски не пью быстро.
Благородный напиток ласкает горло. А не раздирает его, словно лезвие. Он не терпит резкости. Суеты.
Он ценит сдержанность. Медленно, но чётко выговариваемые фразы. Тщательно подобранные, подогнанные, плотно составленные слова. Ничего лишнего. Ни грамма воды. Только крепость. Весомость. Густота.
— Со всей определённостью заявляю вам — это шантаж!
— Но…
— Недипломатично? Некорректно? А знаете, друг мой, я сыт по горло этими глупыми правилами. Да, глупыми! А совершенно, я абсолютно не понимаю, почему мы должны следовать правилам хорошего тона при общении с дикарями. Даже хуже, чем просто с дикарями — с каннибалами, жестокими, алчными, безумными каннибалами, лишёнными даже малейших представлений о морали. Ах, да! Мораль, реализованная в рамках имперского сознания — штука чрезвычайно специфическая. Хотя в данном случае речь идёт о сознании явно бандитском…
— Но это, по моему, слишком резко. Подобные рассуждения…
— Безосновательны? Это ты хотел сказать?
— Именно. И мне…
— Ах, Гуннар, мне ли не знать этих людей. Вам, небожителям, в вашем удобном, бесконфликтном, обустроенном академическом мирке и в дурном сне привидеться не могло то, что приходилось видеть мне, едва я только приближался к этим опасным созданиям. И уж в последние годы…
— А чем отмечены эти последние годы?
— Особой печатью, друг мой Гуннар. Печатью откровенной пошлости и торжествующего цинизма.
— Вальтер, я ни в малейшей степени не намереваюсь обидеть тебя, но позволь всё-таки заметить, что жаловаться на всевластие пошлости стало до такой степени банальным, что…
— Так же превратилось в некую разновидность пошлости? О, не смущайся, безжалостный мой идеалист. Обвиняй меня, обвиняй! Конечно же, в жизни произошло так много чудесных перемен, нам открылись такие необыкновенные перспективы! Ещё лет пять назад мы и мечтать об этом не могли. Впрочем, нет, пять лет назад такие мечты у многих из нас уже были. И вот они исполнились. Осуществились! А что я, старый ворчун? Всё недоволен, и всё мне не так. Исторический шанс, можно сказать — чудо произошло на несчастной нашей земле, и вот мы свободны. И что взамен?
— Вальтер, я чувствую, сейчас ты опять начнёшь рассказывать страшные истории. Ты не возражаешь, если перед этим я пополню запас виски в моём бокале? Видишь ли, с некоторых пор я предпочитаю смотреть на мир сквозь эти милые золотистые очки.
Гуннар поднял бокал вверх и поднёс его к лицу.
— Отсветы огня особенно прекрасны. А запах шотландского дыма так гармонично сочетается с запахом дыма эстонского. Какое замечательное, смолистое дерево подбросил ты в камин!
Тонкая струйка неслышно потекла в бокал. Гуннар поставил бутылку на стол и слегка взболтал виски, продолжая любоваться переходами тёплых, янтарных тонов.
— Ну вот, теперь я готов тебя выслушать.
— Ты уже готов к очередной страшной истории, Гуннар?
— Увы, Вальтер, общение с тобой безмятежным не назовёшь. Начинай уж меня пугать, а не то я решу, что случилось что-то настолько страшное, что даже ты не решаешься об этом говорить.
— Ну, хорошо… Ты, я думаю, кое-что уже слышал об идее «Балтийского коридора» с которой так носятся неугомонные наши чиновники…
— Наши?
— Да, Министерства иностранных дел. Впрочем, и не они одни. Не исключаю, что изначально эта идея возникла на правительственном уровне, и только потом переложена на несчастные наши плечи. Но дело не в этом. Некоторым сотрудникам нашего ведомства не терпится опробовать это самый «коридор», надёжность и универсальность которого они уже успели так широко разрекламировать. И, представь себе моё удивление, когда я узнал сегодня утром, что наша доблестная полиция подозревает нас ни более и не менее как в передаче информации русским! Каково?
— Ну что ж… Подозревать — прямая обязанность полиции.
— Но не нас же! Кроме того, вслед за подозрениями настал черёд и обвинений. Из абсолютно надёжных источников я получил информацию, что в ближайшее время в правительство будет передан доклад, где нас обвиняют, именно обвиняют, в служебной халатности, позволившей русским получить доступ к чрезвычайно важной и конфиденциальной информации. Полагаю, ты уже догадался, что эта информация касается именно «Балтийского коридора».
— Боже мой! Всё так серьёзно?
— Серьёзно? Когда «коридор» полностью подготовлен к работе? Когда всё уже готово к отправке первой партии товара? Да, это очень, очень серьёзно. Трудно даже представить, насколько это серьёзно. И я готов был бы звонить во все колокола и настаивать на отмене отправки или хотя бы на изменении маршрута, даже не имея ни малейшей надежды на то, что хоть кто-то меня послушает, если бы… Если бы не одно обстоятельство.
— Какое же? — с явным интересом спросил Гуннар.
Вальтер заметил, что собеседник его сидит на самом краешке кресла и не смотрит более ни на пляшущие языки пламени в камине, ни на стакан, наполненный виски.
«Странно» подумал Вальтер. «Всё-таки он слишком напряжён. Уж не форсируем ли мы события?»
— Какое? — переспросил Вальтер. — Источник. Источник — вот с чего следует начинать. А вот этот то вопрос в данной ситуации наиболее щекотливый. Информацию об утечке пришла не откуда-нибудь, а из… Москвы.
— Из посольства?
— О, если бы. В этом случае проблем было бы меньше.
— Тогда получается…
— От русских, Гуннар. Именно от них.
— Чёрт возьми! Хорошо, что я почти и не притрагивался к виски, иначе, при всём уважении к старому другу Вальтеру, решил бы всё-таки, что это алкогольный бред. Или я чего-то не уловил? Что-то не понял? Русские передали нам эту информацию в порядке дипломатической любезности?
— Да, вместе с ракетными кодами и ядерным чемоданчиком Ельцина… Нет, конечно! Гуннар, это звучит совершенно невероятно, но информация пришла… по агентурным каналам. Дело в том, что человек, передавший эту информацию… Этот русский.
— Подожди… Я полагал, речь идёт об обмене данными между организациями?
— Похоже, что нет. Насколько я могу судить, речь идёт об одном человеке, а не о группе лиц. И этот человек живёт в Москве и работает в одной из государственных организаций. И передал он это сообщение отнюдь не в рамках дипломатического обмена данными, а, скорее, в рамках выполнения задания. Задания по сбору информации…
— О, только, пожалуйста, без этих шпионских историй! Насколько я помню, я уже переболел этим в пятнадцатилетнем возрасте. Мне кажется, изначально речь шла о чисто экономическом проекте. Бизнес и минимум политики. Не так ли? А теперь уже… полиция… агентура… русские. Что происходит? Чем мы в конце концов занимаемся?
— Политикой, Гуннар. В конечном счёте — политикой. Впрочем, то, что в наше время называется словом «политика», в иные, более спокойные времена, назвали бы словом «мошенничество»…
— Ну, не преувеличивай!
— … Или даже «разбой». В наше время даже пират Унги с острова Хийумаа показался бы безобидным шалуном. Но представь, в каком положении мы оказались?
— Но неужели полиция и в самом деле в чём-то вас обвиняет?
— Нас? Пока что речь идёт об одном из наших сотрудников. По сообщению того самого русского, которому так доверят полиция, один сотрудников нашего посольства в Москве весьма неосторожно сблизился с представителем российской коммерческой компании, предложившего ему весьма своеобразную
