– Хорошо, Сергей Юрьевич. Давайте ваш кофе. Я расскажу все. Только признаваться мне не в чем: Жемчужникову я не убивала.
И Александра во всех подробностях поведала старшему следователю обо всех похождениях и переживаниях того страшного апрельского воскресенья, когда над городом пронеслась первая гроза. Умолчала только о двух маленьких деталях: о своей беременности и о странном Борькином звонке в собственную квартиру, где уже лежал труп его мачехи.
«А ведь и в самом деле странно: зачем он тогда звонил? Он же с Ольгой и без телефона едва разговаривал...»
Отличный бразильский кофе придал беседе аромат особой доверительности. Сергей Юрьевич Мыздеев слушал внимательно и сочувственно. Изредка задавал уточняющие вопросы, больше кивал и улыбался. С «делом» номер 1313 ему было все ясно. Завтра нужно будет подготовить обвинительное заключение, а там и в суд оформлять. Дважды несчастливый номер, а вот поди ты: как ловко он с ним управился! Вот и верь после этого в приметы...
Мысленно будущий начальник следственного отдела уже сочинял рапорт Старику.
12
«Дьявольщина, а ведь в деле полно белых пятен! – думала адвокат Елена Гольдштейн, постукивая шариковой ручкой по листку блокнота с „дважды несчастливым“ номером, заключенным в жирный кружок. – Опять этот сопляк Мыздеев проскакал галопом по Европам. Чертов папенькин сынок!»
Будучи хорошим адвокатом, адвокатом с именем, которое она сделала себе сама, Елена Марковна с вполне закономерной неприязнью относилась к тем типам, кто козырял своей знатной фамилией, подобно гусям из произведения знаменитого русского баснописца. К старшему же следователю городской прокуратуры Сергею Юрьевичу Мыздееву Елена Гольдштейн относилась с особой неприязнью, которую верней было бы назвать презрением. И на то у члена коллегии адвокатов имелись свои причины.
Она уже предвкушала, как завтра в зале суда вытянется физиономия государственного обвинителя. Нет, на оправдательный приговор Гольдштейн, конечно, не рассчитывала. Обвинение наверняка уже «установило контакт» с судьей Колчиным: к кому-кому, а к этому и подходы искать не надо – всегда готов! Кроме того, что ни говори, улики против ее подзащитной весьма серьезные. А главное – девчонка сама сделала все возможное, чтобы максимально осложнить свою судьбу!
Но обвинение в умышленном убийстве – это уж слишком! В том, что ей удастся добиться отправки дела на доследование, Елена Марковна не сомневалась. Она это непременно сделает! Ну, а дополнительное расследование неизбежно выявит грубейшие ошибки, допущенные в ходе «основного» следствия: обвинительное заключение Мыздеева не только плохо скроено, но и шито белыми нитками! Как ни покровительствуй ему старик Соколов, а тут он вынужден будет признать прокол своего любимчика и укрепить следствие настоящим профессионалом. Слава Богу, в прокуратуре работают не одни мыздеевы!
«Чего стоит беременность этой Александровой, которую он прохлопал! – думала Елена Марковна, барабаня пальцами по своему блокноту с записями. – Ведь не было никакого смысла в этой драконовской мере пресечения! Ну что, сбежала бы она, что ли?! Так нет же: непременно надо упечь человека в каталажку! Идиотизм, больше ничего... Держу пари, из-за этого и случился выкидыш. У девки отрицательный резус, первая беременность, ей было необходимо постоянно наблюдаться у врача. А тут еще такой стресс... Сволочи!»
Завтра она размажет по стенке этого самовлюбленного щенка, который уже не стесняясь примеривается к креслу бедняги Зорина. Да что там к зоринскому – бери выше! Кстати: в дополнение ко всем его «достоинствам» ходят упорные слухи, что он голубой. Неужели правда?!. Если судить по смазливой роже и манерам – слухи не лишены оснований...
В этом «деле» номер 1313 – судьба ее подзащитной, девятнадцатилетней девчонки со странным именем: Александра Александровна Александрова. «Ударение на букву „о“, – поправила она адвоката при первой встрече, на полном серьезе... Смешная! В такое дерьмо вляпалась, а думает о каком-то ударении... А вообще-то, в ее имени что-то есть. Какая-то законченность, цельность. Стержень! И в имени, и в ней самой, Саше.
«Подумать только: всего на два года старше моей дочери Маргаритки, а сколько уже успела... И полюбить, и разочароваться, и забеременеть, и потерять ребенка... И даже предстать перед судом по обвинению в умышленном убийстве! Эх, девки вы, девки глупые... Как же вы спешите сами сигануть в омут, да еще и вниз головою!»
Нет, как бы там ни было с моральными принципами, ей все-таки жаль эту девочку, Сашу Александрову. Искренне жаль! Адвокат нисколько не сомневалась, что ее подзащитная не совершала убийства, в котором ее обвиняют. Даже матерым преступникам редко удавалось обвести вокруг пальца Елену Гольдштейн, специализирующуюся на крупных, громких уголовных процессах. Что уж говорить о подавленной, несчастной студенточке, которая вообще врать не умеет!
Елена Марковна сразу поняла, что Саша что-то скрывает. И это «что-то», вероятнее всего, связано с Борисом Жемчужниковым, ее бывшим возлюбленным. Однако все попытки адвоката добиться от подзащитной полной правды закончились провалом: даже многоопытная Елена Марковна вынуждена была капитулировать перед упрямством сопливой девчонки. Напрасно она кричала, выйдя из себя (случай в ее практике редчайший!):
– Пойми же ты, глупая: ты сама себя губишь! Ведь ты, возможно, лишаешь меня той ключевой детали, на которой я могла бы построить твою защиту! Может, этот подонок просто подставил тебя, а ты его покрываешь?! Если так, тогда ты действительно преступница, ты просто дура! Знаешь, что он ответил, когда ему сообщили, что у тебя случился выкидыш? «Мне жаль. Но чем я могу ей помочь, если она даже не рассказала мне, что ждет ребенка?» Понимаешь – ему «жаль»! И все! А ты пытаешься его выгородить...
Но Александра только отрицательно мотала головой, и было не понятно, что же она, собственно, отрицает: то ли то, что она выгораживает Жемчужникова, то ли то, что он мог такое сказать. А в темно- зеленых глазах закипали слезы...
«Упрямая дурочка! Но она не убивала, нет. Если бы убила – она вела бы себя иначе. Я сразу поняла бы».
Елена Марковна была уверена в победе. Но отчего-то в этот раз вместе с уверенностью не пришло привычное успокоение. Точно она, Елена Гольдштейн, не сделала для своей подзащитной всего, что могла бы сделать... Глупые мысли! Глупые нервы. Это синдром хронической усталости, вот что это такое. Она просто переутомилась...
Вот же они, эти белые пятна! Как будто бельмо на глазу у следствия, которое предпочло не увидеть очевидного... «Пятнышко» номер один – свидетель по фамилии Сбейкопытко. Сосед Жемчужниковых со второго этажа. Елена Марковна углубилась в чтение его показаний, хотя знала их едва ли не наизусть. Эти показания она переписала в свой блокнотик почти дословно.
Свидетель Сбейкопытко Петр Иванович, шестидесятитрехлетний одинокий инвалид и горький пьяница, готов был отдать на отсечение свою вторую ногу, что двадцать восьмого апреля около шести часов вечера его в собственной ванной поразила электричеством... труба центрального отопления! Елена Гольдштейн живо представила себе, как покатывались над этими показаниями на шестом следственном этаже. Мыздеев, конечно, решил: поскольку субботней «малости» хватило, чтобы уложить дядю Петю в горизонтальное положение почти на целые сутки, то вполне вероятно, она же сбила его с копыт еще разок – в ванной...
Честно говоря, все это именно так и выглядело. Выглядело бы – если б речь шла об обычных кухонных сплетнях. Но следователь – не досужая соседка, он не имеет права выбирать из обилия поступающей
