Они засмеялись.
– Так ты сказала, Шура, что тебе нужна информация? Какая? Если только я могу чем-нибудь тебе помочь...
– Думаю, можешь. Есть тут у вас местечко потише, где мы не будем мешать твоим сотрудникам?
– Потише? Хм, потише... – Даня задумчиво почесал продукт «вечных стрессов». – А знаешь что? Пойдем-ка в буфет, он должен быть еще открыт. Заодно и пожуем чего-нибудь, я, признаться, еще не обедал. Ты не возражаешь, Шура?
– Нисколько. Буфет так буфет.
– Стало быть, я пошел обедать, – распорядился главный. – Лариса Вячеславовна, скажите, пожалуйста, Шалевичу, что с него сегодня интервью с Мыздеевым. Пусть никуда не убегает, пока не сдаст. Или нет, лучше я сам ему скажу – все равно пойду мимо.
«Мыздеев, Мыздеев... Знакомая фамилия. Я определенно ее слышала!».
Саша подождала в коридоре, пока Данька перекинулся парой слов с невидимым ей Шалевичем, сидящим за соседней дверью.
– Даня, кто такой Мыздеев?
Ответ прозвучал неожиданно желчно.
– Ну как же, как же! Страна должна знать своих героев. Сергей Юрьевич Мыздеев – первый зам областного прокурора.
– Боже мой! Так это...
– Да, Шура! Это он вел твое дело. Уголовное дело номер 1313 – как сейчас помню... Как же ты могла забыть?
Они сидели в институтском буфете – заброшенном, как и сам институт, – и ели унылый винегрет, запивая его остывшим черным кофе, который по цвету легко было принять за чай. Александре опять подумалось: как тогда...
– Помнишь, как ты мне сказал: «Тормозитесь здесь, коллега, мы тут заначили стульчик...»?
– Еще бы! Будь он трижды неладен, этот чертов стульчик... Лучше б тебе на него вовсе не садиться!
– Брось, Дейл. Стульчик тут ни при чем. Да и ты тоже, дружище. То была судьба, а я верю в судьбу. Есть она, предопределенность! Но ты прав: нельзя просто плыть по течению. Зло должно быть по возможности наказано здесь, на земле. Поэтому я тут, Даня. Я хочу выяснить, что же на самом деле произошло тогда, в девяносто первом. Я ничего не забыла, Данька! Ничего и никого. Ни своего следователя Сергея Юрьевича – просто его фамилию не сразу вспомнила, потому что называла по имени-отчеству. Ни своего защитника Елену Марковну, знаменитого адвоката, которая вчистую проиграла простенький процесс, хотя даже практикант юридического института мог бы добиться отправки дела на доследование... Не забыла суд под председательством судьи Колчина. И Борьку Жемчужникова не забыла – свидетеля обвинения. Только мне еще не до конца ясны их роли в том давнем уголовном спектакле номер 1313. Под названием «Умышленное убийство»... Так ты говоришь, что читал мое дело? Вот уж сюрприз так сюрприз! Как же тебе удалось?
– Ну, «читал» – сильно сказано. Так, бегло просмотрел, и только. В любую минуту могли поймать с поличным, и тогда нам с Иринкой пришлось бы туго. Это сестренка одного приятеля, она работает в архиве облсуда. Мне и так стоило большущей коробки конфет ее уломать... А с их ролями, Шура, по-моему, все ясней ясного – все они тебя сдали. Я имею в виду всю эту судейскую шакалью публику, а не Борьку. Понимаешь, я не отрицаю, что вообще-то он вел себя с тобой как подлец, но к твоему обвинению он не приложил руки! Он...
– Не приложил, говоришь? Добрый, наивный Даня...
– А разве ты думаешь иначе? Я понимаю, ты обижена на него за все, но... Не надо вешать на него всех собак, Шура. В твоем деле он был только свидетелем, и не по собственному желанию! Подумай, разве он мог уклониться? Но я не могу понять, зачем им-то всем понадобилось стряпать дело об убийстве, которого на самом деле не было?! И валить все на тебя... «Дело» шито белыми нитками! Ведь ясно же, что все это – роковое, случайное стечение обстоятельств. Да, ты действительно пришла туда, на Комиссаржевскую, чтобы поговорить с Ольгой. А придя, нашла ее уже мертвой и от страха, от растерянности наделала глупостей. Ведь так? Если бы следствие было проведено как следует, они могли бы легко доказать, что ты ее не убивала, что это на самом деле был несчастный случай в ванне. Разве не так, Шура?
Наконец-то у его собеседницы появилась возможность вставить свое слово.
– Нет, не так! Никакого несчастного случая не было. Это было убийство.
Даня поперхнулся винегретом. Его глаза под толстыми стеклами очков полезли на лоб.
– Что-о?!
– Ты не ослышался: это было умышленное убийство, как они и думали. Ольгу Жемчужникову убили, Дейл! И я знаю, кто это сделал.
18
Главный редактор «Воронского колокола» сидел над стаканом ледяного кофе, потерянно подперев руками свою лысо-лохматую голову.
– Александра, ты понимаешь, что это очень серьезное обвинение?
– Не более серьезное, чем то, которое было предъявлено мне. И по которому я отсидела на полную катушку, Данечка. Пардон: годочек все-таки скостили – за примерное поведение. И на том спасибо!
– Да я не об этом, это я все знаю! Я имею в виду, у тебя есть доказательства?
– Ни единого. Есть только уверенность, что все было именно так и не иначе. За доказательствами я и приехала в Воронск.
– Это спустя семь с половиной лет, о Господи... Нет, как хочешь, а я не могу поверить! Борька Жемчужников...
– Имей в виду, ты первый, кому я об этом сказала! Так что если ты распустишь язык...
– Об этом можно было не предупреждать! – взорвался Кулик. – Если ты обо мне такого невысокого мнения, могла бы вообще со мной не откровенничать! Да если хочешь знать, твое сфабрикованное «дело» все эти семь лет не дает мне покоя! Совесть гложет, что тогда не довел до конца свое расследование...
– Значит, ты даже вел расследование?
– А ты как думала? Я же не только твой товарищ по универу, но и журналист, между прочим!
– Не «между прочим», Данечка. Ты отличный журналист! Да и редактор, по-моему, неплохой. Твоя газета в городе нарасхват, я сегодня не могла ее купить... Так что, как видишь, я о тебе очень высокого мнения, не кипятись.
– Да, я вел расследование, Шура. Вернее, начал, но не закончил. Мне мало что удалось раскопать, почти ничего. Так – слухи, намеки, недомолвки, не имеющие прямого отношения к делу. Гольдштейн, Мыздеев, судья Колчин – все они наотрез отказались разговаривать со мной. Но в конце концов материала набралось все же достаточно для острой корреспонденции, доказывающей, что следствие было проведено некомпетентно, наспех, а суд не имел достаточных оснований поддерживать обвинительное заключение. Однако в последний момент тогдашний редактор «Колокола» просто перестраховался. Не захотел рисковать своим креслом из-за сомнительных доводов пятикурсника журфака. Идти в «Правду Черноземья» или в «Молодой коммунар» было бы и вовсе зряшной тратой времени. Я сунулся в несколько центральных газет, да куда там... Как только они узнавали, что мой материал фактически оспаривает решение суда, вступившее в законную силу, со мной переставали разговаривать. Я понял, что мне не пробить эту стену, и отступил. Я ничего не мог сделать!
– Так, может быть, мы попытаемся сделать что-нибудь вместе, Данька? Теперь, когда ты сам стал редактором «Колокола»?
Он посмотрел на девушку из-под насупленных косматых бровей, прикрытых ладонью. В этом взгляде
