относится. Так вот, похоже, узнала.
— И что же? — спокойно спросил Алексей, ласково прижимая к себе жену.
— Он ее любит! — торжествующе объявила Лилечка. — И она его тоже. Представляешь, он даже коллекцию ей посвятил!
— Коллекцию? — удивился Алексей. Почему‑то ему представился престарелый зоолог‑любитель, вручающий Анне листы картона с распластанными на них бабочками, причем каждый лист красиво надписан по‑латыни: «Тебе, любимая!»
— Ну да, коллекцию одежды. Это Дэн Смирнов, — пояснила Лилечка.
Не беремся судить, что почувствовал Алексей при этих словах. Было ли это сожаление о своей прежней и такой долгой любви, обожгла ли его хоть маленькая капля ревности — об этом мы никогда не узнаем, и, может быть, к лучшему: некоторым мыслям стоит навсегда остаться там, где они появились. Известно только, что он вдруг грустно сказал:
— А что я сделал для тебя? — И непонятно было, к кому он обращался, к жене или к той, которую боготворил много лет.
— Ты подарил мне счастье, — ответила Лилечка, может, и, не понимая вполне, какие мысли занимают мужа, но каким‑то шестым чувством угадав, что сейчас он не уверен в себе.
— Подарил? — спросил он, грустно улыбнувшись. — Я ведь не создал для тебя ничего особенного. Ни коллекции одежды, ни песни, ни, на худой конец, каких‑нибудь стихов, пусть даже посредственных, но зато от души.
— А ты сначала спроси: мне это вообще надо? — откликнулась Лилечка.
— А что — нет? — растерялся он.
Она с нежностью посмотрела на него и улыбнулась.
— Мне важно, что ты сейчас со мной и всегда будешь со мной, а большего ничего и не надо. Ты же знаешь, мы с Анной из разного теста слеплены, так что, будь добр, не проводи никаких параллелей. Она моя подруга, и ты когда‑то с ней встречался, но не стоит меня из‑за этого с ней отождествлять. Я точно знаю: нас с тобой ждет еще немало приятных сюрпризов, даже без стихов, песен и коллекций модной одежды.
— — Догадываешься, что меня в тебе так привлекает? — Анна задумчиво помешала коктейль соломинкой. — То, что, как я ни стараюсь узнать о тебе больше, у меня ничего не выходит — всегда остается какая‑то тайна.
— Хочешь сказать, если бы ты знала меня как облупленного, то никаких чувств ко мне не испытывала бы? Почему, собственно говоря, ты мной заинтересовалась? Я ведь довольно‑таки старый… нет‑нет, не спорь, старый, ну, более чем зрелый мужчина, а ты такая молодая, красивая, умная. В чем же дело?
Анна промолчала, давая понять, что лучше бы не обсуждать этот вопрос. Но Дэн не унимался. Она уже успела уяснить, что психологией, особенно женской, он очень увлечен.
— Знаешь, ты такая замкнутая, все, в особенности что‑то неприятное, всегда держишь в себе, поэтому я не буду настаивать на непременном ответе. Просто выскажу свою точку зрения, а ты кивнешь головой, если я окажусь прав.
Она усмехнулась, но ничего не сказала.
— Молчание — знак согласия, — заключил Дэн и тут же принялся излагать свою теорию: — Я не думаю, что тут большую роль сыграли моя известность или моя… м‑м‑м… обеспеченность. Насколько я тебя знаю, а знаю я тебя лучше, чем ты думаешь, ты достаточно равнодушна как к первому, так и ко второму, хотя бы потому, что и сама мелькаешь на экране телевизора, причем намного чаще, чем я. Хотя кто‑нибудь, глядя впоследствии на такую красивую пару, как мы, и завидуя нашему счастью, обязательно скажет, что ты вышла за меня из‑за денег.
Анна кивнула.
— Тогда что же ты во мне нашла такого интересного? — Дэн комически развел руками, явно рисуясь. Потом, отбросив вдруг всю иронию, серьезно проговорил: — Знаешь, когда ты впервые увидела меня, у тебя был такой взгляд… — Он сделал паузу, не сразу подобрав нужные слова. — Такой взгляд, словно я напомнил тебе кого‑то. Ты как‑то растерянно смотрела на меня, а потом вдруг вздрогнула, будто узнала. Но ведь мы не были раньше знакомы, верно?
Анна промолчала. Ее глаза рассеянно скользили по окружающим их предметам обстановки. Она сидела в кресле в уютной гостиной (малой, как пояснил Дэн, а есть еще и большая). После того как Дэн привез Анну к себе в первый раз, она бывала тут довольно часто, проводила с ним вечера, а нередко и ночи. Пожалуй, их отношения можно было назвать почти супружескими — в них было нечто неуловимое, не позволяющее считать их просто интимными.
С Дэном Анна чувствовала себя совершенно другим человеком. Ей казалось, что такого она еще никогда не испытывала. Это была настоящая всепоглощающая любовь, когда не было никого и ничего, кроме нее и Дэна. Это был накал эмоций и желания обладать друг другом полностью, без остатка, всецело. Раньше она и не подозревала, что может быть такой чувственной. Иногда у нее создавалось впечатление, что женщина, с такой страстью отвечающая на ласки любимого мужчины, — не она. Разве способна на такое та, которую коллеги прозвали «железной»? И, тем не менее, все было именно так.
И уж совсем новым оказалось для нее чувство защищенности. Она уже совершенно не обращала внимания на зловредность коллег, которые после того, как вышел в эфир ее большой материал — о том, как создается коллекция модной одежды, — собирались кучками по углам и издавали злобное шипение. Удивительно, сколько ядовитых пресмыкающихся собрал под своей крышей канал ТВР, занимающий, кстати сказать, четыре этажа огромного здания в центре Москвы! Хорошо еще, не надо было думать о Сергее Воронцове, который постоянно находил способы доводить Анну до белого каления — он все еще где‑то пропадал. Поговаривали, что уехал навестить маму в Саратове — вот уж странно, что такое чудовище может трепетно относиться к матери. Шеф, конечно, знал правду, но помалкивал, так что все в коллективе находились в полнейшем неведении, и Анна в том числе.
И все‑таки иногда ей казалось, что в их отношениях с Дэном или чего‑то недостает, или, наоборот, чего‑то слишком много. В них было все, что только может пожелать женщина, но чувство защищенности, крепкого мужского плеча, на которое всегда можно опереться — было для Анны совершенно непривычным. Ей, которой приходилось пробивать дорогу самой, спотыкаться, падать, вновь подниматься и идти вперед, несмотря ни на что, теперь нужно было вручить свою судьбу другому человеку, любящему, близкому как никто, но все же другому. И от этого делалось даже немного страшно. По опыту своему она знала, что, если все идет гладко, значит, скоро получишь внезапный удар под дых, да еще с той стороны, с которой этого совсем не ожидаешь. Так что расслабляться нельзя, даже сейчас.
И еще одно слегка пугало: Анна опасалась, что этот человек, такой нежный и внимательный, когда‑нибудь начнет уговаривать свою любимую женщину отказаться от ее карьеры. Может быть, Анне действительно не нужно ее продолжать? С Дэном ее жизнь станет более ровной и обеспеченной. Ведь что бы там ни говорили о великой любви, всегда приятно, если у нее есть соответствующая оправа. А оправа эта без денег, увы, не делается. Но на то, чтобы быть такой, какой она стала, затрачено столько усилий! Вот их по‑настоящему жаль. Выйдя замуж за Дэна Смирнова, не потеряет ли она себя?
Анна встрепенулась.
— Ты не ответила на мой вопрос, — немного обиженно напомнил он. — Так я тебе кого‑то напомнил?
Она отогнала от себя все мысли и небрежно ответила:
— Да. Может быть, тебе никто этого и не говорил, но ты слегка смахиваешь на Джорджа Клуни. Знаешь такого американского актера? «Солярис», «Скорая помощь»…
Сергей Воронцов возвращался домой. Удобно расположившись в салоне самолета, он снова и снова перебирал бумаги. А ведь этим материал не ограничивался — в сумке лежало еще пять видеокассет. Да,
