Что нужно интеллектуалу, чтобы стать звездой?
По окончании первого этапа означенного телемарафона один из представителей нашей интеллектуальной компании составил любопытный график: он четко выделил быстро соображающих и подсчитал частоту реакций каждого участника. Он выявил подгруппы, сформировавшиеся среди быстро соображающих в ходе дискуссии, а также реальные или мнимые столкновения взглядов. Я тоже развлекалась, производя свои подсчеты. (Что еще делать маргинальному члену сообщества, как не без высокомерия искать удовлетворение в наблюдении за передовыми?) Выяснилось, что находящиеся среди нас быстро соображающие были медиа-звездами. Звезды эти, признаться, вели себя нагло, однако на экране подобная агрессия производила впечатление искренности, заинтересованности в теме, высокой степени социализации, оставляя у зрителя позитивные ощущения. Мне не давал покоя вопрос: можно ли определить качества, делающие мыслящего человека звездой?
Банальность — мать всякой мудрости
Быстро соображающие — это интеллектуалы, следующие правилам средств массовой информации. Именно так и вело себя большинство гостей нашей телепрограммы, хотя, по правде говоря, стараться им было вовсе необязательно: программа и так была составлена в соответствии с их пожеланиями, и делать они могли все, что им заблагорассудится.
Принятие основополагающего тезиса о том, что телевидение — самое демократичное средство массовой информации, означает готовность говорить обо всем упрощенным языком, с подлинной или мнимой естественностью; иными словами, создавать банальность. Производство банальности можно рассматривать и как форму доброго отношения к воображаемому массовому зрителю, но также и как отражение некоего высокомерия (массовый зритель глуп, только такое и доступно его пониманию). Производство банальности предусматривает, что зритель с удовольствием смотрит, как на экране умные люди говорят то, что и он мог бы сказать, и это ни в коей мере не ущемляет чувства собственного достоинства большинства воображаемых зрителей. И снова Бурдьё: «Если вы рассуждаете о чьем-то выступлении, о книге, о чьих-то взглядах на телевидении, основной вопрос, который вы должны себе задать: соблюдены ли условия принятия информации, обладает ли слушатель инструментарием расшифровки того, о чем я говорю? Если передается „общепризнанное представление“, вроде бы все на своем месте, проблема решается сама собой. Контакт со зрителем моментален потому, что в каком-то смысле он либо не произошел, либо только кажется, что он имел место. Обмен банальностями — это контакт, смысл которого заключен исключительно в самом факте контакта».
Мирок тривиальности сплошь и рядом крадет эрудированную речь, чтобы самому утвердиться на рынке (так, например, обычный магазин одежды в Нью-Йорке называется «Философия моды», а в научно- фантастическом телешоу попутно упоминается имя Кафки); но правда и то, что сами интеллектуалы почти не стараются защитить свое поле деятельности. Наоборот, обе стороны друг друга поддерживают. Рынок интеллектуализирует тривиальность, интеллектуалы тривиализируют интеллект. Зачем интеллектуалы так поступают? Чтобы их не обвинили в чванстве, в том, что они говорят на языке, который прочим непонятен? Чтобы потворствовать невидимому массовому потребителю? Или просто потакая средствам массовой информации?
Собственно, интеллектуалы на этой телепрограмме и не мыслили; они изображали мыслительный акт, демонстрировали свою способность думать о чем угодно. В то же время они не избежали клише массовой культуры, напротив, они их утверждали (депрессия, загрязнение окружающей среды, моральная ответственность и тому подобное). Сознательно или подсознательно интеллектуалы разыграли интеллектуальный китч, что сумели бы, безусловно, с легкостью оправдать: ведь это же абсурд — говорить на телевидении языком, который мало кто, кроме избранных, понимает!
Упрощенчество стало чем-то вроде неписаного закона публичного общения,
Мы живем во времена весьма и весьма успешной инфантилизации культурной зоны, которая три десятилетия тому назад еще называлась «высокой культурой». Судя по спискам бестселлеров, книги- поделки продаются гораздо успешней, чем подлинная литература, а сами списки бестселлеров теперь уже не просто информация о литературной бирже, они являют собой институт узаконивания литературы и интеллектуальных ценностей. Книжные версии киноверсий произведений литературы раскупаются куда охотней, чем сама литература. Все, кто вместе со мной оказался перед телекамерами в рассказанном мной эпизоде, были одновременно и манипуляторами и манипулируемыми, победителями и неудачниками, истинными и мнимыми, и активными ниспровергателями ценностей, обсуждаемых там, и одновременно жертвами этого ниспровержения. Ситуацию можно было бы сравнить с тем, как матери, беседуя с младенцами, агукают, переходя на их язык. Но ведь если матери будут агукать слишком долго, они могут и позабыть язык, присущий взрослым людям. Что перестанет восприниматься как трагедия, если никто и не вспомнит, как этот язык звучал.
Круто
В американском научном журнале
В наши дни быть интеллектуалом — значит прежде всего быть приспособленцем, подлаживаться под правила рынка. Даже ученые интеллектуалы, особенно американские, не защищены от законов рынка. Они легко могут остаться без работы, а могут, привлеченные невероятно высокими ставками, буквально как звезды футбола, стать членами разнообразных университетских команд. Образ современного интеллектуала теперь уже абсолютно не отвечает устаревшему представлению об индивидууме, выступающем «на стороне разума». Сегодняшний интеллектуал — это человек с положением в обществе, приспосабливающийся к основным политическим, культурным и интеллектуальным направлениям и ведущий себя так, как и положено приличному, мыслящему человеку. Если он вас и шокирует, то не своими высказываниями, а публикацией в таблоидах своих фотографий в обнаженном виде (чем и занимался один широко известный, быстро соображающий француз, когда больше снимать было нечего — бомбардировка Сараево уже прекратилась).
Нынешний интеллектуал должен быть
