– И все.
– Понятно, – повторил командир, злясь на себя, что твердит одно и то же как дурак.
Он придирчиво оглядел доспехи новичка. В когорте Созидателей нет единой формы, каждый вооружен любимым оружием и доспехи подбирает себе по собственному усмотрению. Но эти – явно дорогие, незнакомые, поставили гармоста в тупик, как и клинок Антуриал. Он не представлял себе, кто их выковал – разве что хатанские или хварлингские кузнецы, способные сотворить из обычного железа истинное чудо. Нет, скорее это работа безумных аэттов, использующих не только металл, но и шкуры, кости и черепа монстров. И эти доспехи стоят целое состояние.
Отсюда вопрос: зачем человеку с такой внешностью и такими деньгами записываться в отряд смертников? Ответ напрашивался сам собой: вероятно, это отпрыск какой-то аристократической, очень известной фамилии ищет лекарство от несчастной любви. Это весьма вероятно и случалось уже не раз. Тогда все становится на свои места – и нежелание назвать свое полное имя, и невиданный меч, и диковинные доспехи, и странный облик. Только зря он сюда сунулся: сидел бы себе при дворе, писал стишки и пламенные письма, танцевал бы фриту и корморинджу, хвастал бы своим Антуриалом на игрушечных поединках до первой крови, а так – погибнет ни за грош. Впрочем, это уже его личное дело.
Писарь, затаив дыхание, ждал, когда сержант познакомится с последним из новобранцев. Сейчас он впишет имя, поставит точку – и впереди целых три дня упоительной свободы! И он мысленно торопил командира: быстрее, быстрее же, ну…
– Ульрих Биллунген Де Корбей, – браво отрапортовал третий.
У него были сияющие фиалковые глаза, черные как вороново крыло волосы и подкупающая белозубая улыбка. За его спиной крест-накрест висели два меча. Наряд на первый взгляд казался простым и очень скромным: черная кожаная куртка с высокими наплечниками, из которых торчали зеленые шипы; черные, кожаные же штаны со шнуровкой спереди и по бокам и высокие сапоги из чешуйчатой шкуры с зеленоватым отливом. Но и писарь, и сержант знали, сколько стоит каждый такой шип и подобные сапоги: любая часть тела василиска ценится на вес золота, а уж о целой шкуре и говорить не приходится.
– Имеешь какое-нибудь отношение к герцогам Де Корбей? – уточнил гармост.
– Имею. Я – герцог.
«И что же ты делаешь в нашей казарме, герцог?» – хотел спросить писарь, но вовремя прикусил язык.
Гармост только рукой махнул. К вящему удовольствию столичных сплетников, в когорте всегда хватало необычных солдат со странной судьбой, но на сей раз Созидатели превзошли себя по количеству тайн на солдатскую душу. Однако он всего лишь сержант, и его дело – тренировать этих зеленых юнцов, чтобы они с честью сложили головы в кровавой битве, а ненужные подробности ему ни к чему. Ими пускай занимается командир, если захочет. Впрочем, заведомо известно, что командиру – все равно.
Писарь нервно похрустел пальцами. Сержант поднялся со своего места и, думая совсем о другом, заученно произнес:
– Итак, господа рыцари, меня зовут Бобадилья Хорн. Я ваш гармост, и с этой минуты все неприятности, которые случатся в вашей жизни, будут связаны со мной. Вопросы есть? Нет. Ваши койки в шестой казарме, спросите у караульного. Сейчас вы свободны, можете идти в город.
Писарь испустил вздох облегчения, которому позавидовал бы даже бык, на котором за день вспахали целое поле, а теперь наконец распрягли.
Новобранцы повернулись, чтобы идти.
– Герцог, – внезапно окликнул Ульриха сержант.
– Да?
– Здесь это не имеет значения.
Зверь вел себя очень странно, но захваченный азартом погони охотник слишком поздно заметил его неестественно-ленивые, спокойные движения, его чрезмерную даже для сытого, могучего хищника уверенность и абсолютное презрение к человеку.
Пес Абарбанеля, вообще-то, очень силен. Пожалуй, даже чересчур. Не только хрупкое человеческое тело не выдерживает натиска тройного частокола его клыков, слегка загнутых внутрь, словно крючья. Ему уступают дорогу медведи и стаи волков, и даже могущественные оборотни и упыри не жаждут открытого столкновения с этой живой грудой мускулов, шипов и когтей. И все же ни один хищник на свете, если он не доведен голодом до слепого, перехлестывающего через край отчаяния и если он, конечно, не болен бешенством, не станет бросаться на охотника.
Вряд ли зверь знает, что такое – охотник. Но отличить хищника среди людей, своего собрата по духу, такого же, как он, рыскающего в чащобах в поисках добычи, может абсолютно безошибочно. А этот не просто сыт – аж лоснится от изобилия вкусной пищи. И совершенно здоров. И потому такое поведение зверя более чем странно.
Даже самое яростное и тупое чудовище предпочитает легкую добычу.
Никогда теймури не станет без веских причин сражаться с василиском; а Пес Абарбанеля, если он не загнан в угол, не рискнет связываться с габассом. И все они десятой дорогой обходят гро-вантаров и охотников. Нет, положительно тут что-то не так…
Зеленоватый, в тусклых, острых чешуйках хвост метнулся от бока к боку, и в воздухе повисло негромкое, тягучее рычание. Хищник напрягся, присел на задние лапы, приготовился к прыжку. Наметанным глазом охотник ухватил это его движение, но осознать почти не успел. Точнее, успел. Как раз в тот момент, когда невероятно мощные тиски челюстей сомкнулись на его шее.
В одно мгновение сильный, тренированный и отважный человек перестал быть.
Происходящего он так и не понял, а потому в страну Теней отправился в полном недоумении.
Что ж – это еще не самая страшная смерть. Но сам умерший так никогда не думает.
Воины логофета охотно передали тяжеленный ларец рыцарям мавайена.
Когда-то, в самом начале своей доблестной службы, они обижались на подобные приказы, полагая, что
