– Неприятная тишина, – подхватил их мысль Лахандан. – Неестественная.
– Как глубоко под водой, – сказал Де Корбей. – И в ушах звенит.
Его руки свободно висели вдоль тела, поза выражала беззаботность, но опытный воин сразу заметил бы, что этот человек внутренне собран и готов к нападению.
– Слева. Чуть выше второго балкона, – шепнул Лахандан одними губами.
Ульрих перевел взгляд и увидел, что на плоской крыше двухэтажного каменного дома, стоящего вплотную к небольшой квадратной башне, сложенной из серого известняка, приготовилась к прыжку странная фигура.
Вообще-то фигур там было несколько. Каменные химеры, частью реальные, частью – порожденные бурной фантазией ваятеля, они служили украшением дома, но одна – самая большая, косматая и бесформенная, стояла явно не на своем месте.
Огромная голова с выдающейся вперед челюстью, длинные когтистые руки и несообразно широкие плечи ни симпатии, ни доверия не вызывали. Ульрих глубоко вдохнул и не успел еще сделать выдох, как существо оттолкнулось от крыши всеми четырьмя конечностями и взвилось в воздух, целясь в Ноэля, который стоял к нему спиной.
– Сзади! – крикнул герцог.
Его мечи со свистом вылетели из ножен, а сам он совершил гигантский прыжок, оказавшись рядом с Раганой в ту секунду, когда тварь подлетала к земле. Ноэль развернулся в изящном пируэте, как танцор, на одном носке – клинок уже был у него в руках – и вонзил острие в брюхо твари, а мечи Ульриха, совершив круговое движение, воткнулись в бугрящуюся мускулами спину, под обе лопатки. И в то же мгновение голубая молния Антуриала снесла уродливую голову с плеч.
Все произошло настолько стремительно, что казалось коротким дурным сном, и трудно было поверить, что все это сию секунду произошло на самом деле. Чудовище даже взвизгнуть не успело.
Лахандан наклонился и поднял отрубленную голову за косматую гриву. Оскаленная пасть с огромными желтыми клыками и крохотные красные глазки вызывали отвращение и содрогание.
– Это оборотень, – не то спросил, не то заявил Ульрих. – Странный какой-то.
– Эльязыг, – негромко сказал Ноэль, вытирая окровавленный клинок о густую шерсть чудовища. – Он одержимый.
– Как это?
– Очень просто. Обычные оборотни выходят на охоту только в полнолуние, а в остальное время пребывают в человеческом облике и вполне довольствуются обычной людской жизнью. А эльязыг уже не может жить без постоянной охоты, и есть больше ничего не может, кроме человеческой плоти, и насытиться не в состоянии. В конце концов, они умирают от голода. Но сколько жизней уносят с собой…
– Кошмарная тварь, – содрогнулся Ульрих. – Что будем с ним делать?
– Оставим тут, – ответил Лахандан. – Если мне не изменяет память, мы только что нарушили закон о Карающей Длани, и я абсолютно не настроен объясняться с гро-вантарами по поводу того, что мы не погибли, сообразуясь с правилами и предписаниями, а убили монстра.
– Лихо у нас вышло! – сказал молодой герцог. – Правда.
– Для первого раза совсем неплохо, – согласился Ноэль. – Пошли отсюда быстрее. Я полностью согласен с Лаханданом: этот оборотень числится в списке самых опасных тварей Абарбанеля, и мы слишком легко от него избавились.
– Никогда не думал, что это государственное преступление, – заметил Де Корбей.
– Нет, не преступление. Просто это редко кому удается. А если учесть, что мы не обучались искусству рукопашного боя в замке Эрдабайхе, нам предстоит выслушать массу глупых вопросов. Лично я не люблю, когда посторонние люди начинают увлеченно копаться в моем прошлом. А вы?
– Мне это совсем ни к чему, – сказал Лахандан.
– Вы правы, – согласился Ульрих. – Идемте быстрее.
Когда они покинули негостеприимный дворик и свернули в соседний узкий переулок, Ноэль повернулся к нему и сказал:
– Кстати, спасибо тебе за предупреждение. За мной должок.
– Тебе оно не пригодилось, – пожал плечами герцог. – Я же видел, что ты обернулся и выхватил меч, когда я еще кричал. У тебя нечеловеческая реакция.
– А это совершенно не важно, – возразил Рагана. – Не пригодилось сегодня, пригодится в другой раз, когда я не услышу и не обернусь. Все равно я тебе обязан.
И он протянул Ульриху руку, затянутую в глухую черную перчатку.
Домишко ведьмы, вросший в землю по самые окошки, затянутые мутными бычьими пузырями, стоял по другую сторону звонкой и прозрачной лесной речушки, в стороне от деревни Айя.
Даже деревья вокруг него росли какие-то незнакомые, невиданные в здешних местах: корявые, с перекрученными стволами и желтой пупырчатой корой. Маленький дворик утопал в буйных травах, и над ними летало облако разноцветных бабочек и блестящих бронзовых жуков. На крыше, крытой прелой соломой, устроил себе гнездо слепой сыч и дремал там целыми днями, нахохлившись и сипло угукая спросонья.
Халупка была дряхлая, странно, как еще не развалилась от времени, а ведьма – молодая, рыжая, зеленоглазая, длинноногая и вообще – красивая.
Местные жители не желали иметь ничего общего с колдовским отродьем – и никогда не приглашали ее на деревенские праздники и свадьбы. Однако же сами не обижали и другим в обиду не давали; и никогда не сообщали о ведовке воинам Пантократора, как берегли от них еще ее мать, а до нее – бабку и прабабку, и так уже много веков подряд.
