– И котарбинская церковь по той же причине не претендовала на редкие находки, до тех пор, пока четыреста лет назад в руки великого логофета Аламата Тигренского не попала книга, в которой Печальный король подробно и обстоятельно излагал историю противостояния Пантократора и Абарбанеля.
– Откройте любой молитвенник, – сказал Де Геррен, – там написано то же самое. Все наше вероучение – это описание вечной битвы между добром и злом.
– Не совсем, – тронул его за рукав падре Берголомо. – Точнее, там написано совсем не то же самое. Книга Печального короля начиналась словами: «Бедный Абарбанель, непокорный и гордый сын Пантократора, которому всегда не хватало любви его всемогущего отца…»
После третьей бутылки мако по телу разлилось блаженное тепло, а на душу снизошел долгожданный покой.
– Хорошее вино, – одобрил Лахандан. – Не туманит разум, но дарует веселье.
– Вот уж никогда не сказал бы, что ты – любитель повеселиться, – усмехнулся Ноэль.
– Отчего же, друг мой? Просто всяк веселится по-своему.
– Мой отец очень любил и ценил этот напиток, – тихо произнес Ульрих.
– Ты очень любишь своего отца.
– Да.
– Но ты сказал, что ты – герцог.
– Отец недавно умер.
– Мой тоже, – сказал Ноэль, умудрившись двумя короткими словами заменить длинные и ненужные, в сущности, соболезнования и объяснить, что ему понятна и близка эта боль утраты родного человека.
– Мой тоже на небесах, – грустно улыбнулся Лахандан.
– И ты покинул отчий дом? – спросил Рагана. – Зачем?
– Герцогство Де Корбей – всего лишь громкое название. Это несколько веков тому назад мои предки владели обширными поместьями и богатыми замками. Теперь же мне принадлежат живописные руины старинной крепости, маленький дом на холме да пара лугов с виноградником.
– Это не так уж мало.
– Но я всегда хотел увидеть мир, а свой виноградник знаю уже наизусть. Просто, пока был жив отец, я не мог оставить его одного – он бы не вынес разлуки.
– А что думает по поводу твоего отсутствия вдовствующая герцогиня Де Корбей?
– Такой женщины нет и никогда не было, – ответил Ульрих после секундного колебания. – И оставим эту тему.
– Как скажешь. Прости.
В эту минуту в трактир влетела маленькая пичуга и испуганно заметалась под потолком, ища выход.
– Она разобьется, – тихо сказал Лахандан. – Надо открыть окна. Я сейчас…
– Погоди, – остановил его Ноэль. – Я ее сейчас поймаю.
Но Ульрих жестом попросил его сесть на место. Он протянул руку к потолку открытой ладонью вверх, и птичка внезапно успокоилась, чирикнула что-то приветливое и доверчиво села, вцепившись маленькими коготками в палец.
– Лети с миром, – сказал герцог, осторожно поднося руку к открытому окну.
– Как это у тебя получилось? – изумился Ноэль.
– Не знаю. Мне всегда удавалось находить общий язык с птицами и зверюшками.
– Смотрю я на тебя и все больше удивляюсь: что такой человек, как ты, забыл в армии, да еще и среди Созидателей? Чтобы увидеть мир, не обязательно пройти по нему с мечом в руках, да и где гарантии, что тебя не похоронят за ближайшим поворотом дороги? Чересчур ты светлый и добрый для этого занятия.
– Вовсе нет, – внезапно возразил Лахандан. – Если в ком и нуждается когорта Созидателей, так это в таких, как он. Впрочем, вас, мечтателей и идеалистов, везде не хватает, а жаль.
– Не думаю, что вы оба правы. – Ульрих смущенно потер лоб рукой. – Я не добрее и не лучше любого. А вот почему я пришел в когорту – это долгая история. И я расскажу ее, обязательно расскажу. Но когда- нибудь потом, позже.
За столом воцарилось неловкое молчание, и, чтобы выйти из этого положения легко и без потерь, Ноэль откупорил следующую бутылку, громко выстрелив пробкой в потолок.
– Поглядите лучше, как наш доблестный гармост собирается с духом перед встречей с командиром.
И он высоко поднял стакан, приветствуя своего сержанта.
Бобадилья Хорн действительно представлял собой не самое радостное зрелище во вселенной. Призрак Картахаля стоял перед его мысленным взором, мешая расслабиться. В принципе, он не обязан был немедленно докладывать ему о новобранцах – уже три часа, как сержант освободился от службы и сейчас проводил в «Веселом стаканчике» свой законный выходной. Однако он относился к той породе людей, которые спать не могут спокойно, если забудут поставить точку в конце предложения в каком-нибудь дружеском письме, что уж говорить о делах гораздо более важных.
Гармост Хорн знал наверняка, что Картахаль не обрадуется его появлению и не похвалит за рвение, но ничего не мог с собой поделать.
Лио Бардонеро с усмешкой наблюдал за его душевными мучениями.
