– Я пришел поговорить с вами о судьбе дюка Субейрана… – Хиттинг не успел договорить, так как его гостеприимный хозяин отчего-то довольно хлопнул себя по коленям.
– Вот видишь, мальчик мой, – произнес он, весело сверкая глазами и обращаясь отчего-то к рукуйену Хорну. – Бот видишь, я всегда прав.
– А я даже не спорил, – усмехнулся Риардон.
– Правильно делал.
– Просто я чересчур долго вас знаю.
– Вот так и не заработаешь лишней пары золотых ноблей на старость, – пожаловался магистр удивленному Гусу и, сжалившись, пояснил: – Когда вы ушли, я сказал Риардону, что вы непременно вернетесь поговорить со мной о хварлинге.
– Разумеется, вернусь, – ответил на это чегодаец. – Куда же я денусь, как точно подметил наш доблестный полемарх. Я не вижу смысла оставлять у нас в тылу такую угрозу, какую представляет собой Гай Субейран. И если его величество имеет право страдать милосердием, то нам негоже проявлять подобные качества в разгар кризиса, охватившего страну. Не будем же мы сидеть сложа руки и ждать, пока он поднимет мятеж в Хваре и прочих северных провинциях, поставит под свои знамена тысяч двадцать воинов и въедет в Оганна-Ванк на копьях и мечах этих… манга-ди-хайя, будь они неладны.
– Вы абсолютно правы, – кивнул Монтекассино. – Я согласен с вами целиком и полностью. Правда, существует одна маленькая деталь, которая нарушает наши планы. И с этой трудностью мне пока что не удалось справиться, хотя, видит бог, я прилагал все усилия. Но что я все болтаю и болтаю? Идемте со мной, вы сами все увидите.
На сей раз Монтекассино не стал спускаться в подземелья, а провел Хиттинга и Риардона Хорна в боковой коридор потайного хода, в небольшое помещение без окон, в котором он хранил те предметы, которым не знал назначения либо не придумал применения. Тут стояли открытые сундуки с разбитыми и поломанными амулетами; какие-то сложные инструменты из драгоценных металлов и бронзы; тончайшие сосуды, запечатанные окаменевшей от старости смолой; шкатулки с потайными механизмами, впрыскивающими яд под кожу неудачливого владельца; портреты неведомых вельмож и рисунки неизвестных существ; зеркала, не отображавшие ничего; серебряные кинжалы и стрелы; исполинские либо, напротив, совершенно крохотные луки, мечи и секиры, которыми не мог воспользоваться обычный человек; забальзамированные в белом прозрачном меду разнообразные уродцы; сушеные лапы и хвосты болотных демонов; склянки с толчеными рогами марбасов и прочая необычная чепуха.
– Прошу, – сказал великий магистр, широким жестом снимая легкую шелковую ткань темно-коричневого цвета с каких-то предметов. – Любуйтесь.
Гус Хиттинг не изменился в лице и не проронил ни звука, но все же непроизвольно подался назад, к стене, увешанной разрозненными доспехами и оружием диковинного вида.
На него удивленно таращилась голова дюка Субейрана, насаженная на бронзовый колышек. Рядом – еще одна, но с выражением ужаса, застывшим в глазах. Третья смотрела обиженно и высокомерно…
– Разрешите представить, – скрипел Фрагг Монтекассино, – это дюк Субейран, убитый на охоте два года тому назад. Это – его преемник, которому не повезло столкнуться в своей опочивальне с упырем. Этого бедолагу подстерег оборотень. А этот не пережил встречи с наемным убийцей. Что примечательно – они похожи как две капли воды, до родинки, до пятнышка, до мельчайшей волосинки.
И поскольку Хиттинг по-прежнему молчал, великий магистр подытожил:
– Мне просто надоело организовывать эти убийства. В них нет ни малейшего смысла, пока мы не разберемся, какого он себе нашел покровителя, и не доберемся до последнего. В какой-то мере помог бы арест хварлинга, на котором вы настаивали с присущей вам мудростью и дальновидностью. Ведь слух о его заключении мгновенно разнесся бы по столице, и неведомый противник был бы лишен возможности подсунуть нам очередного двойника. Я тоже не раз пытался убедить короля, чтобы он подписал приказ. Я клялся всеми святыми и приводил в свидетели Пантократора, что волосок не упадет с головы вельможного мерзавца в тюремной камере, но его величество остался глух к моим мольбам.
– Порой мне кажется, что король немного ревнует вас, – сказал чегодаец сиплым голосом. – Ему хочется доказать всем, и прежде всего самому себе, что он тоже обладает реальной властью. Возможно, он даже не подозревает о том, какие бури носятся в его душе. Если бы он знал причину…
– Увы, я не могу открыть ему правду.
– Я понимаю.
– Вот так и мучимся.
– Пойдемте отсюда, – попросил Хиттинг. – Мне неприятно это молчаливое соседство, даже не стану скрывать. Давайте вернемся в зал и продолжим беседу там. И должен предупредить вас, что для восстановления моего поколебленного душевного равновесия потребуется не одна, а несколько порций десерта от вашего замечательного бакора.
– Мне нравится, как быстро мой повар приобрел статус замечательного, – ухмыльнулся мавайен.
– Если я еще пять минут буду вынужден находиться в обществе сушеных голов дюков Субейранов, то не исключено, что потом я отправлюсь объясняться вашему бакору в любви.
Если искусный воин не видел собственного будущего в регулярной армии, по каким-либо причинам не желал вступать в гильдию охотников на монстров и не горел желанием навсегда застрять за черными стенами Эрдабайхе, осваивая логику, мистику, языки и сложную науку управления тварями Абарбанеля, ему оставался один путь – в братство Вольных Клинков.
Оно было основано в начале Третьей эпохи десятью наиболее известными и удачливыми наемниками того времени, чтобы помочь братьям по оружию выжить в таком неприветливом и переменчивом мире. Устав Вольных Клинков был короток, как их жизнь, и ясен, как последний удар меча, правила – просты, закон – справедлив, а кара за отступничество сурова, беспощадна и неотвратима. Последнее было делом чести, и еще ни одному преступнику не удалось спастись от преследования и сохранить свою шкуру. Тех, кто предал своих Братьев, настигали и на краю света.
По мере накопления опыта и роста их славы в определенных кругах воины делились на Бронзовых, Серебряных и Золотых. Первых было большинство, последних – единицы. Редко кому удавалось одержать сотую победу и заслужить уважение братьев, особое положение среди Вольных Клинков, высокое
