новых лиц. Все это поражает воображение, и трудно заснуть даже при сильной усталости.
— Да-да, вы правы, — рассеянно откликнулся император. — Вы позволите мне поговорить с вами? Поверьте, что я не стал бы беспокоить вас в столь поздний час по пустякам, но дело у меня важное и, к сожалению, безотлагательное.
— Я к услугам Вашего величества, — ответила Арианна.
— Тогда я зайду.
Император наконец переступил порог и закрыл за собой дверь, оставив своих спутников в соседнем покое. Некоторое время он молчал, собираясь с мыслями, и Арианна с удивлением заметила, что он вовсе не так холоден, а безразличен, как показалось с первого взгляда. Более того, император, кажется, нервничал, что ее сразу успокоило. Возможно, это и нелогично, но принцесса, как и все женщины, придерживалась не логики, а интуиции.
— Я хотел бы ознакомить вас, Арианна, с некоторыми правилами. Вам придется соблюдать их, как только вы станете моей супругой. Готовы ли вы выслушать меня со всем вниманием, чтобы уже завтра не совершить тех ошибок, которые в нашем положении просто недопустимы?
— Да, господин мой.
При этом обращении Ортон поморщился, но ничего не сказал.
Принцесса решила, что выказала недостаточно почтительности своему повелителю, и потому торопливо продолжила:
— Меня предупредили, что в первую брачную ночь, прежде чем разделить со мной ложе, супруг обязательно возьмет с меня клятву молчания, а потом расскажет мне все, что обязана знать императрица Великого Роана, дабы не посрамить свое имя и до конца жизни быть отрадой и опорой своему мужу. Хотя меня не уведомили о том, какого содержания могут быть эти правила или законы, но научили загодя принимать их и повиноваться беспрекословно, ибо так лучше для империи, для моей страны и всего мира.
Механически произнося эти пустые, заученные еще в детстве фразы, она чувствовала, как в ней подымается волна протеста — гордая дочь Майнингенов так и не научилась быть покорной, сколько ни пытались ей внушить это чувство строгие воспитатели. И она решила сразу объяснить человеку, с которым ей волей-неволей придется провести остаток жизни, что если он рассчитывает найти в ней бессловесную и кроткую рабыню, то этого не будет никогда. Хотя она и не нарушит данного слова и постарается выполнять взятые на себя обязательства. Поэтому Арианна перевела дух и сказала просто и спокойно:
— Меня действительно хорошо вышколили, Ваше величество. И я ко всему готова, так что вы не волнуйтесь и не беспокойтесь за меня — я знаю, что многое из того, что вы мне скажете, на первый взгляд диковинно и непривычно. Но, правда, я так давно привыкла к этой мысли, что теперь, кажется, меня уже ничто не удивит.
— Вот и слава Богу! — выдохнул император с облегчением. — Я, знаете ли, ужасно волнуюсь. Наверное, не меньше, чем вы. Я ведь отдаю себе отчет в том, что вы меня не любите — да и как вы могли полюбить того, кого совершенно не знаете? Могу даже представить, что вы чувствуете себя как жертва, отданная на заклание: вы лишены друзей, вырваны из привычной обстановки, и у вас нет права на личную жизнь. На самом деле это несказанно тяжело. Но поверьте, что, за небольшим исключением, я чувствую то же самое. Моя прежняя жизнь закончилась так же, как и ваша, и теперь нам придется учиться жить вместе, как бы трудно сперва ни пришлось. Вы согласны?
Принцесса смотрела на него со смешанным выражением надежды и недоверия на лице и ничего не отвечала. Ортон смущенно кашлянул, но все же решил продолжать:
— Я не прошу вас подарить мне свое сердце, но во всяком случае считаю, что нам выгоднее стать союзниками, нежели врагами.
— Да, — едва слышно ответила Арианна.
— Вы согласны! — явно обрадовался император. — Это значительно облегчает мою задачу. Я, знаете ли, человек незлобливый и ужасно не люблю, когда возникают непредвиденные трудности. Приятно быть окруженным друзьями.
— У меня не было друзей, — сказала принцесса. — Меня готовили к роли вашей супруги и не позволяли привязываться к кому бы то ни было.
— Я никогда не должен был становиться чьей-либо женой, — усмехнулся император, — но в состоянии понять, как это, должно быть, ужасно.
— Это очень горько, Ваше величество, — подтвердила Арианна.
— Ну, теперь у вас есть друг и союзник. Надеюсь, я не обману ваших ожиданий. А теперь перейдем к самому главному, но прежде, — он осторожно тронул ее за руку, — может, выпьем немного и передохнем перед последним рывком?
— Это было бы здорово! — обрадовалась принцесса. — А у вас найдется то шипучее вино, похожее на сидр? Я его очень люблю, хоть девушкам этого и не положено.
Ортон рассмеялся; и таким заразительным был его смех, что спустя несколько мгновений принцесса уже смеялась вместе с ним, сама не зная, отчего она хохочет.
— Уф-ф, — остановился наконец Ортон. — Не смешите меня. У меня важное дело. Так-так, где тут вино?
Он подошел к низенькому столику с янтарной крышкой, уставленному кувшинами, металлическими узкогорлыми сосудами и высокими темными бутылками.
— Какого шипучего? — спросил он через полминуты. — Голубого или черного?
— Какое будете пить вы, мой господин? — ответила Арианна с очаровательной улыбкой, скользнувшей мотыльком по ее свежим губам. Крайне соблазнительным губам, как подумал мимоходом император.
А принцесса поймала себя на том, что уже кокетничает со своим женихом. От былой скованности не осталось и следа. Похоже, что император, не прилагая к тому особенных усилий, если и не очаровал ее, то по крайней мере заинтересовал.
— Не называй меня господином, — взмолился Ортон. — Мне этого по горло хватает и днем. Зови меня по имени, ведь скоро мы с тобой станем как-никак родственниками.
Отчего-то это замечание вызвало новый приступ веселья. А ничто так не объединяет людей, как смех. Так что эти несколько минут сдружили их и привели к взаимопониманию больше, чем могут сблизить несколько месяцев жизни бок о бок в огромном дворце.
— С чего бы мне начать? Наверное, с того, что мне придется доверять тебе гораздо больше секретов, чем остальным…
— Да.
— Первое: думаю, ты слышала, что император Великого Роана бессмертен и уходит из жизни только по собственной воле, уступая трон преемнику. Но убить его невозможно — какой бы причудливый способ ни избрал покушающийся.
— Конечно, — согласилась Арианна. — Это вторая из многих заповедей, которые я учила.
— А какая была первой? — заинтересовался император.
— Первая гласила, что вольное либо невольное предательство будет немедленно изобличено и наказано по всей строгости. Меня даже заставили затвердить, что, каким бы мелким ни казалось мне нарушение установленных правил, оно может привести к катастрофе, и первым, кто пострадает от этого, буду я. А следом такое количество невинных людей, что… Словом, мне сумели-таки однажды объяснить, что непонимание не освобождает от ответственности.
— Ты и правда это чувствуешь? — спросил Ортон очень серьезно.
— Наверное. Если честно… — Арианна подошла к ложу, уселась на него с ногами и несколько раз подпрыгнула. — Если честно, то мои воспитательницы не сумели меня даже как следует запугать. Хотя очень старались. А знаешь, запуганное существо не всегда отвечает за свои поступки. Но потом мама сумела найти нужные слова и убедила меня, что не всегда получается делать то, что очень нравится, что даже самая счастливая, самая удавшаяся жизнь только наполовину состоит из радостей, а наполовину — из горя. И в этом есть свой великий смысл.
— Твоя мама — удивительная женщина, — тихо сказал Ортон.
— Да? Ты тоже так думаешь?! — радостно воскликнула принцесса. — Знаешь, Ортон, для меня очень важно то, что ты сейчас сказал… А какой была твоя мама? Я имею в виду, какой она была тебе матерью? У
