головы. Не то чтобы магистров это не интересовало: просто они хорошо знали, чем грозит ослушание. В Ордене по сей день передавали из уст в уста историю о слишком любопытном маге, который хотел узнать больше, чем ему позволил знать человек в серебряной маске. Говорили, что любопытный медленно превратился в серебряное изваяние, сполна изведав все муки постепенного умирания.
Судьба несчастного служила постоянным предупреждением, и магистры воспринимали его однозначно. Долгие годы, проведенные рядом с Эрлтоном, не только дали им неслыханное могущество, но и научили тому, что с Верховным магистром им не сравниться никогда. Он пугал их своей силой, и вместе с тем они его боготворили.
Однако если бы кто-нибудь из них осмелился через несколько часов спуститься в подземелье, то обнаружил бы там нечто невообразимое.
Молодой атлет в серебряной маске и золотых украшениях лежит на столе, грубо сколоченном из стволов юных деревьев. Он лежит на боку, подложив ладонь под голову, и сладко спит. Из-под маски слышится ровное, тихое дыхание. У атлета длинные смоляные кудри, рассыпанные по плечам, и невероятно красивое тело, без единого изъяна.
Даже на шее нет ни одной морщины или складочки.
Увидев мужа, Арианна бросилась ему на шею да так и застыла на несколько минут. Она стояла спокойно, слишком спокойно, подумал Ортон. А когда императрица наконец отстранилась, то он увидел, что его камзол промок на груди, а бледные щеки девушки залиты слезами.
— Ты все знаешь? — спросил он с тревогой.
— Я ничего не знаю, — ответила она просто. — Но я все чувствую. Смерть бродит рядом, и я вдруг страшно испугалась, милый. Испугалась, что умру прежде, чем ты придешь ко мне и я успею рассказать, как страстно, как безумно, как не по-здешнему люблю тебя. Я не боюсь смерти, но и не радуюсь ей. Главное, чтобы она прошла мимо тебя, единственный мой, а все остальное уже неважно.
Молодой человек не знал, что и сказать. Арианна опустилась на ковер у его ног, порывисто обняла колени.
— Бог с тобой! — переполошился он. — Встань, пожалуйста.
— Погоди. Вдруг я больше никогда в жизни не смогу этого сделать? А мне хотелось хотя бы однажды постоять вот так — сама не знаю почему.
Ортон поднял свою возлюбленную на руки и отнес к окну. На темно-синем покрывале неба вспыхивали звезды, и происходило это на такой непостижимой, такой недосягаемой высоте, что у обоих дух захватило от восторга и благоговения перед этой красотой.
— Посмотри туда, — показал император на восток. — Видишь два созвездия рядом, вон там, около той большой красной звезды? Это Влюбленные.
— Да, я знаю. Мне учитель говорил, — прошептала принцесса.
— А ты знаешь легенду?
— Нет, легенду не слышала.
— Говорят, давным-давно жили эти юноша и девушка, которым на земле все время что-то мешало воссоединиться. И тогда они договорились, что после смерти обязательно будут вместе. Так случилось, что потом они расстались и долго друг друга не видели. Но однажды ночью юноша зашел в дом своей подруги и сказал одно только слово: «Пойдем». Она ни о чем его не спрашивала и вышла следом за ним на порог дома. Тогда он схватил ее на руки и взлетел в небо — высоко-высоко. Но он-то уже был мертвый, а его любимая еще принадлежала миру живых, и все сущее вновь воспротивилось их союзу. Однако девушка воззвала к Богу, и Господь сжалился над ними и позволил им остаться вместе уже навсегда. Видишь, они летят в небе, держась за руки? Обещаю тебе, что мы с тобой будем вместе и в жизни, и в смерти. Согласна?
— Да, мой повелитель, — прошептала Арианна. — А теперь поцелуй меня и расскажи, что случилось: несчастный близнец умер?
— К великой нашей скорби.
— Когда же найдут убийцу? — воскликнула молодая государыня. — Я хоть и гоню прочь нелепые и глупые мысли, но мне иногда кажется, что тебе угрожает опасность, что она все ближе и ближе. Порой, вообрази себе, мне мерещится, что я могу стать причиной твоего несчастья, и тогда я начинаю ненавидеть себя.
— Только этого не хватало!..
— Я понимаю, что говорю глупости, но ведь душе не прикажешь — она чувствует недоброе и мечется как птица в клетке. Что же мне делать?
— Верить, конечно. Верить мне и нашим друзьям. Ты должна знать, что все у нас будет хорошо. Однажды мы с тобой встретились, нашли друг друга. С нами произошло самое главное чудо, какое вообще может случиться в жизни человека. И нелепо теперь, когда мы стали во сто крат сильнее нашей любовью и верностью, сдаться, уступить чужой ненависти, зависти, злобе. Этого просто не должно быть, Арианна. Обещай мне, что завтра ты начисто забудешь о своих дурных предчувствиях. Вот проводим их занудливых величеств и будем предоставлены сами себе. Я обещаю, что стану уделять тебе гораздо больше времени, может, целую неделю не отойду от тебя ни на шаг. Возьму у наших драгоценных подданных слово не тревожить меня и разбираться со всеми делами да увезу свою драгоценную женушку на край света! Ну как?
— Это было бы просто прекрасно, — расцвела Арианна. — Только одного не могу понять, как я жила без тебя все эти годы?
— А ты знала, что мы встретимся, и я тоже знал. Вот мы и жили этим ожиданием, иначе нас давно уже не стало бы — во всяком случае, таких, какие мы сейчас. Единственное, что омрачает мое счастье, — это то, что я должен немного огорчить тебя, но ты ведь обещала, что будешь сильной. Я могу надеяться, что ты вытерпишь маленькую неприятную новость?
— Постараюсь, насколько хватит моих сил, — осторожно сказала Арианна, а ее сердце бешено заколотилось, предчувствуя недоброе.
— Завтра, после того как мы проводим иностранных монархов, будет Большой Ночной Совет. И я задержусь, возможно, на всю ночь. Но это в последний раз.
— Только-то и всего… — облегченно выдохнула девушка. — Слава Богу!
— Вот те раз, — огорчился император. — Наступило время, когда моя любимая жена радуется моему отсутствию. И давно ли с тобой случились подобные перемены?
— Глупый, — улыбнулась Арианна. — Просто я ожидала чего-то гораздо худшего. А эту ночь — уверяю тебя, она будет долгой, очень долгой и одинокой — я скоротаю, думая о тебе.
Остаток ночи они провели, уже не отрываясь друг от друга ни на секунду. Когда говорят, что не придумано еще слов, чтобы описать состояние настоящей, всеохватывающей любви, это не кокетство и не попытка скрыть собственное бессилие. Таких слов нет, потому что не так уж много людей на свете получили невероятное счастье любить и быть любимым с такой неистовой силой.
Однажды, когда все изменится, слова найдутся.
Уходя утром от Арианны (она еще спала, и он не решился нарушить ее сладкий сон), Ортон внезапно почувствовал, как острая тоска — еще более страшная от своей беспричинности — пронзила все его существо. Ему почудилось на мгновение, что он может больше никогда не увидеть свою любимую, но император тут же отогнал эти мысли, и в конечном итоге любая мысль материальна, и если достаточно долго о чем-то думать, то это может произойти на самом деле.
Ортон бросил последний взгляд на императрицу и быстро вышел из опочивальни.
Впереди был долгий день.
Аластер явился к Аббону Флерийскому среди ночи. И если Сиварда мучила бессонница, то мага мучил командир императорских гвардейцев, безжалостно вырвавший Аббона из теплых и ласковых объятий его постели.
— Ты с ума сошел, — сказал маг, спуская ноги с кровати и помещая их с невероятной осторожностью в мягкие домашние туфли, украшенные ракушками и вырезанными из дерева фигурками.
— Если я скажу, что да, ты перестанешь ворчать и жаловаться на свою скорбную жизнь? — поинтересовался великан.
— Точно не обещаю, но попробовать можно, — тут же откликнулся Аббон.
