ладонью.
– Слышь, начальник, дело прошлое, ты мне по ногам спецом стрелял? Или случай?
– Специально, – соврал Олег.
– Что ж так? Пожалел?
– Да нет. Жалости у меня к тебе нет. Сам ведь знаешь, сколько за тобой крови… Для суда тебя берег. Хочу услышать, как ответ держать будешь, – ответил ему Волков. – Ты вот сидишь тут, зубы скалишь, а десятки людей мучаются, тебя разыскивают. Катера, самолеты, вертолеты задействованы! Ты хоть представляешь, в какую сумму обошелся государству твой побег?
– Ну ты даешь, начальник, – покачал головой бандит, – аж слезу прошиб! В пионерах, поди, за сбор металлолома отвечал, а?
Да мне плевать на вас всех и на ваши расходы! Мне моя свобода дороже всего! – переменил тон Рыбаков. – Может, еще и иск предъявите за розыск? Кто же вам мешал меня не за тысячи ловить, а, скажем, за три рубля? А зачем вообще упустили?
Олег промолчал, Что можно ответить бандиту на его издевку? Ведь есть, есть доля правды в его словах! «Зачем упустили?»…
Но оправдываться перед этим гадом? Глупо.
Наконец, прибежал сторож, принес бинты и аптечку. Олег распластнул ножом штанину Рыбакова, обработал рану йодом и наложил повязку. Потом попросил сторожа помочь в перевязке своей раны.
– Ты уж меня извини, – сказал Волков парню, когда тот, довольно сноровисто, бинтовал ему голову. – Напугал я тебя, наверное, своей стрельбой? По-другому с этим бандюгой нельзя было… Давай познакомимся, что ли? Меня зовут Олег. Олег Волков.
– Федор, – протянул ему руку сторож. – Певнев моя фамилия.
– Слышь, Федя, а пожевать у тебя ничего не найдется? – с виноватой улыбкой спросил Олег. – Вторые сутки голодом…
– Как не найтись? Найдется! Я же и «буржуйку» затопил, чайник поставил… – указывая на черный солярный дым, вырывавшийся из трубы на крыше вагончика, пояснил Певнев.
– Ну вот и отлично! Помоги-ка мне этого «гастролера» к вагончику дотащить. Сам-то он идти не сможет…
Вдвоем с Певневым они втащили раненого в бытовку и положили на топчан. Волков проверил тумбочку, стоящую возле топчана, – нет ли там предметов, пригодных для нападения, убрал подальше валяющееся на полу полено и вышел на улицу – забрать пятизарядку.
Вернувшись обратно, он осторожно разрядил ружье и, стараясь не прикасаться подушечками пальцев к его поверхностям, остатками бинта замотал цевье и ствольную коробку.
– Что, начальник, автографы мои сберегаешь? – с интересом наблюдая за ним, спросил Рыбаков. – На черта тебе эти отпечатки, когда и так все ясно? Двое мертвяков за мной, да ты – подранок… Разве от этого открестишься? Все одно – «вышка»! Кстати, похоронил ты своего приятеля-легавого?
Понимая, что бандит над ним издевается, Олег не ответил.
– Молчишь? Дело твое, начальник. Это ведь я так, от скуки интересуюсь… А как там Ржавый? Отдыхает, продажная его душа?
– Кто-кто? – переспросил Волков.
– А ты что, не успел с ним познакомиться, начальник? Ржавый – это корешок мой, ноне покойничек. Этот-то уж точно на моей совести, господи, прости мою душу грешную!.. В упор бил!
– В спину, – уточнил Олег.
– Ээ-э, начальник, да разве у меня было время его к себе мордой поворачивать?! А и повернулся бы – все одно замочил бы гада!
– Что ж так? Насколько я понял – за проводника он у тебя был. Без него, ручаюсь, ты бы так далеко от нас не ушел!
– То моя кухня, мои дела… – уклонился от ответа бандит. – Значит, было за что, раз грохнул!
– Товарищ Волков, айдате завтракать! Тушенку разогрел, а чаек уже вот-вот на подходе! – позвал Олега сторож.
От раскалившейся докрасна «буржуйки» в вагончике стало жарко. Пахло дымом, сухим деревом и немного соляркой.
Но все эти запахи перешибал аромат разогревающейся тушенки. Она сердито шкворчала и постреливала жиром на большой сковороде, посередине стола, сбитого из неструганых досок. Рядом со сковородой высилась начатая краюха ржаного хлеба домашней выпечки, красовались две большие луковицы и четыре яйца.
Этот натюрморт дополняли солонка из березовой коры и самодельный нож, с рукояткой, обмотанной алюминиевой проволокой.
– Тарелка или миска есть? – спросил Волков.
– Как не быть? Этого добра навалом. Бери, они там, в шкапчике.
Достав миску из «шкапчика», Олег отложил в нее тушенки, отрезал от краюхи толстый кусок хлеба и поставил еду перед Рыбаковым:
– Ешь.
Бандит взял миску, долго разглядывал ее содержимое, будто там было что-то необычное, потом перевел взгляд на Волкова и, улыбаясь, демонстративно швырнул миску на пол.
