движение. Внезапно глоухт тяжело рухнул на землю и отполз на десяток локтей. Его тело билось, видимо, испытывая невыносимую боль, из пасти вылетал разрывающий уши визг. Вскоре я увидел, что стало причиной его страданий: поверх чешуи вырисовывалось нечто вроде сети из бегающих черных огней. Заклятие взрезало плоть змея, крошечные искорки все глубже погружались в нее, прорывали панцирь чешуи и словно высушивали шкуру изнутри. Взвыв последний раз, тварь дернулась и замерла.
— Вот это вы, ребята, колданули! — раздался среди всеобщего молчания голос Зарайи. — Ничего себе у нас маги!
— Мы уж думали — все, каюк нам пришел, — поддержал его изрядно помятый Сайм.
— Да, пообедал бы нами глоухт, — буркнул Хамар, болезненно морщась и растирая ушибленную грудь.
— Не, он за раз больше троих не съедает, — со знанием дела поправил его Зарайя. — Нажрется и спит потом недели две, переваривает.
— Смотрите! — воскликнул Йок.
Туша глоухта растрескалась и рассыпалась кусками, напоминающими обрывки пергамента, оставив на земле обугленный труп Миха.
Не стану утомлять вас подробностями похорон, скажу лишь одно: я начинал казаться сам себе могильщиком. Лейтенант — могильщик. И угрызался из — за того, что моя рота несет потери. Плохой из меня командир. Еще не давал покоя вопрос: кто? Выходит, в роте имеется еще один маг, к тому же Темный. То, что он не спешил открывать свои способности, удивления не вызывало: это ведь Незаконная магия, а не безобидное гадание на кофейной гуще. С другой стороны, мы находимся на диких землях Южного континента. Здесь нет ни Имперских псов, ни дознавателей Совета. Кого бояться? Не думаю, что кто — нибудь из воинов по возвращении в Галатон побежит доносить об использовании сил Мрака. Кстати, если такое случится, то и мне не поздоровится. Я не имею ни лицензии, ни даже самой низкой степени. За одно это можно загреметь в Счастливое местечко лет на десять. Что уж говорить о Темных заклятиях, одно из которых я с блеском продемонстрировал на корабле. Сегодняшнюю волшбу тоже приписали мне, а если к этому прибавить еще и незаконное хранение паурония… Колесование, не меньше. Но все же: кто? Я тщательно восстановил в памяти момент, в который ощутил Обратную тягу. Всех, конечно, я видеть не мог, такая была каша. Дрианн отпадает, он — то находился совсем рядом. И уж мне точно известно: мальчишка слабоват, у него не хватило бы сил дотянуться до Темного источника. Что — то слишком много в последнее время развелось обращений ко Мраку: то я сам непонятно как творил Луг знает что, то вот теперь еще кто — то подозрительно талантливый объявился…
Бездна, как тут поймешь? Сто три человека сбиты в одну плотную кучу. А ведь это мог быть кто угодно, любой из солдат или капралов. И все же Лютый вызывал наибольшие подозрения. Да, в правой руке у него был арбалет. Мог ли он сплести заклятие одной рукой? Если сильный Темный маг, то, как говорится, одной левой…
За раздумьями я не сразу заметил, что ливень прекратился, сменившись мелкой моросью. Вернее, мы вышли из — под него. Оглянувшись, я увидел, что где — то в майле позади воздух все так же затянут серой пеленой дождя. Неисчерпаемы чудеса Южного континента.
На привале я скинул мешок и щит на землю, а сам отправился на поиски Ома. Как всегда, Лютый расположился в некотором отдалении от всех, он прихлебывал из фляги воду и пальцами пытался разодрать склеенные грязью и дождем волосы. При моем появлении он поднял голову и спокойно посмотрел мне в глаза. Синяки благодаря мази дяди Ге почти сошли с белокожего лица, оставив только слабые желтоватые следы. В который раз удивившись светлому оттенку его радужки, я прямо спросил:
— Капрал, это ваша работа?
Казалось, он удивился:
— Вы о чем, лейтенант?
— Я спрашиваю, это вы использовали Темные чары против глоухта?
— Так они были Темными, — протянул Лютый. — Но я думал, что это вы…
— Признайтесь, Ом, — настаивал я. — Клянусь не выдавать вас.
Вдруг в глазах капрала полыхнуло белое бешенство. Медленно, отрубая каждое слово, он произнес:
— Я. Не. Умею. Колдовать!
Не поняв, что именно его так разозлило, и потому ничуть не поверив, я рыкнул:
— Ну и напрасно! — развернулся и, не дожидаясь ответа, ушел.
Тонкий ледок перемирия, сковавший было бурный поток нашей взаимной неприязни, с треском разрушился. У меня опять появился враг, и если это именно он умеет творить Темные заклятия… Дальше я додумывать не стал, не хотелось.
— Я считаю, это был Йок, — заявил Дрианн, когда я попытался выяснить, не видел ли он чего. — Солдаты говорили, капрал Мелли родом из Журжени, а там магия Мрака разрешена.
Йок — и Журжень? Сомнительно. Парень высок, зеленоглаз и русоволос, судя по щетине, за время похода проклюнувшейся на его бритой голове. Журженьцы же все маленькие, желтокожие, а волосы у них смоляные, даже с вороным отливом. И черты лица не те.
— Я видел, как он рукой взмахнул, — настаивал мальчишка.
Я не сделал попытки допросить Йока, из опасения нарваться на новую гневную отповедь. Все равно доказательств никаких.
— А может, Зарайя, — подлил старки в огонь маг. — Он ведь на Южном континенте раз двадцать бывал. Вдруг стал поклоняться какому — нибудь из демонов? А там и до Темной магии недалеко. Книжки почитал — и вперед.
Да, и такое может быть…
После привала, шагая с ротой по сырой равнине, я немного успокоился. В самом деле, гадать бессмысленно. Нельзя же подозревать в каждом из своих товарищей предателя. Да, собственно, почему именно предателя? Ведь кто бы он ни был, его заклятие спасло всем жизнь. Я вот, например, тоже иной раз выдаю Темную волшбу, хотя и не нарочно… Махнув рукой, я прислушался к голосу Давина Хрола, который, внезапно разговорившись, что было ему совсем несвойственно, рассказывал:
— Я этих Темных чар с детства навидался! Бабка у меня ведьма была, да примет Луг ее душу в Счастливых долинах. Хотя это вряд ли.
— Магесса? — переспросил кто — то.
— Какая еще магесса! Говорю же: ведьма!
— А чем ведьма от магессы отличается?
— Тем, что занимается Незаконной волшбой. Так вот, слушайте. Помню, я маленький был, а бабка, значит, нестарая еще. Красивая была, зараза! Хоть и за сорок уже, а все как молодуха: коса черная, ни одной сединки, лицо гладкое, а глаз так и горит! Мужики, конечно, заглядывались, но — ни — ни, боялись ее очень. А дед ревновал, он злой вообще был. Напился как — то яблочной старки, и ну бабку по дому гонять! «Я, — кричит, — прибью тебя, изменщицу! Не бывать, — кричит, — чтобы у Тимина Хрола рога выросли!» А сам вожжой ее охаживает. «Ах, так, — это бабка — то говорит, — получай, что заслужил!» И давай фиги крутить да пришептывать. Дед вскорости угомонился, и на боковую. А утром встал — батюшки! — на голове — то рожки пробиваются!
Последние слова Давина утонули в громовом хохоте солдат. Выждав, пока они просмеются, Хрол продолжил:
— Он к бабке: что ты, мол, такая — сякая, сделала! Убери сей же час! А она ему: «Козлу козлиное украшение!»
Солдаты опять покатились со смеху, потом Кар переспросил:
— А что, рога и правда козлиные были?
— Истинно, — ответил капрал. — Так и ходил дед наш на мельницу, он мельником был. Потом уж сообразил: пришел к бабке, серьги золотые подарил, да на колени упал: «Прости, мать, неразумного! Больше не повторится!» Та его этак в лоб, между рогов, поцеловала, шепнула что — то, и говорит: «Ступай, любезный муженек, спать. Утро вечера мудренее!» Послушался ее дед, а наутро рога отвалились.
— И что, бабку — то он больше, того, этого, не тронул? — со смехом спросил Добб.
— Не — е, боялся. Как подопьет, хвалить начинал: вот, мол, какая у меня жена, умница, красавица, да
