двух сторон подхватили крепкие руки Добба и Хамара.
— Ненавижу! Ненавижу! — задыхался Мастано. — Орочий ублюдок, сдохни! Пустите меня, ребята! Вы что, не видите: он же орочий шаман!
— Того, этого, что происходит — то? — недоумевал Добб, с трудом удерживая извивающегося парня.
Глаза Эцони закатились, на губах выступила розоватая пена, тело конвульсивно содрогалось.
— Убью! Все равно убью! — из последних сил прохрипел он и безвольно обвис на руках капралов.
— Уложите его, надо осмотреть рану, — сказал я, развязывая мешок.
Стилет Лютого вошел глубоко, но кость, вроде бы, не задел. Впрочем, я не целитель. Выдернул клинок, обработал рану, перевязал и задумался. Начинается именно то, чего я опасался, и теперь воины будут охотиться на «орка»? Непохоже, они, по — видимому, сами не понимают причины поведения Мастано. Кстати, неприязни ни в чьих глазах я пока не замечал. Когда прошел первый шок от своеобразной манеры командира расправляться с врагами, солдаты стали посматривать на меня с каким — то угрюмым уважением. Может, им не больно — то понравилось их открытие, но, во всяком случае, призыва Эцони никто не поддержал. И вел он себя странно. Откуда эти судороги, пена на губах? Капрал больше был похож на одержимого, чем на человека, просто разгневанного случившимся.
— У него никогда не было раньше каталептических припадков? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Нет, — за всех ответил Флиннел. — Мы с ним не первый год служим, Эцони — парень спокойный, не знаю, что на него нашло.
— Что делать будешь, лейтенант? — ровно спросил Хамар.
Сначала я не понял: он это о чем? Потом, подняв голову, рассмотрел угрюмые лица воинов. Под обманчивым спокойствием взглядов таилось напряжение: по закону военного времени за нападение на командира полагается смерть… Эцони пребывал в глубоком обмороке.
— Возьмите его оружие и доспех, — отрывисто бросил я, поднимаясь с колен. — На плаще понесем…
Лица солдат слегка расслабились, опасный момент, кажется, миновал.
— Рик, — робко шепнул Дрианн из — за моего плеча, — посмотрите на его ногти…
А мальчишка — то молодец! Действительно, лунки ногтей Эцони были окрашены в синюшный цвет. Я снова склонился над капралом и оттянул веко. Так и есть: та же синева… Похоже, все — таки никакого припадка не было, как и всплеска ненависти к зверю — лейтенанту. Парень подвергся помрачающему рассудок колдовству. И судя по всему, это было не зелье, от него буйство продолжалось бы еще долго. Скорее, заклятие, и, конечно же, Темное. Да, влип я, похоже!
Интуиция подсказала: солдатам этого говорить не надо. Я подмигнул Дрианну, тот, все еще опасливо косясь, тем не менее понимающе кивнул.
— Стройся! — четверо солдат уложили Эцони на растянутый плащ, и мы двинулись на юг.
Я постарался выбросить случившееся из головы, и по дороге опять занялся мысленной отработкой заклинаний. Сегодня все шли молча, даже Добб с мастером Триммлером отложили свои перебранки. Иногда я оглядывался на Мастано, но тот все еще не приходил в себя. Так, в тишине, мы месили песок целых полдня.
На привале я уселся поодаль от остальных, благо никто и не претендовал на общение с командиром. Погрыз сухарь, глотнул из фляги воды, которой оставалось совсем немного, и решил выполнить предписанное лордом Феррли упражнение. Вот ведь демон! Подвел меня… впрочем, чего я хотел? Говорят же, сколько нечисть ни корми, она все равно во Мрак смотрит. Одно у Артфаала не отнять: наставник он отличный. Скорее всего, дело в том, что ему не мешают человеческие чувства. Дядя Ге жалел меня, потому и гонял редко. Да еще старик, как оказалось, хотел, чтобы я сам осознал необходимость учебы. Ну, ладно. Так… расслабиться, отрешиться от всего постороннего… Не получилось: постороннее, в лице Лютого, грубо вторглось в мои пространство и сознание:
— Есть разговор, лейтенант, — без обиняков заявил Ом, присаживаясь рядом.
В отличие от остальных, он не старался держать дистанцию. Казалось, приписываемая мне жуткая выходка ничуть капрала не смутила. Кстати, я ведь не поблагодарил его за спасение.
— Спасибо, — я протянул руку.
— В расчете, — усмехнулся Лютый, пожимая ее.
Посерьезнев, он проговорил:
— Вижу, ты никому не сказал.
— Не сказал?.. — я вспомнил его исповедь. — А, ну да…
Ом немного помолчал, щурясь на солнце, поиграл вычищенным до блеска стилетом.
— Это ведь не ты, — медленно произнес, скорее, не спрашивая, а утверждая.
— Сердце съел? Не я.
— Угу, угу… Совет. Помалкивай. Пусть лучше боятся.
Я удивленно взглянул в светлые глаза. Лютый смотрел серьезно, без обычной ехидной насмешки.
— Не знаю, что там с проводником произошло, не мое дело. Но за тобой кто — то охотится, лейтенант, и тебе это известно.
Я неопределенно покивал.
— Но это не Эцони, — вдруг сказал Ом. — Ты маг, тебе виднее, что с ним произошло. А я думаю, чары. Так что, смотри в оба, — он встал и неторопливо отошел.
Может быть, у меня появился союзник? Хотелось бы. Но от Лютого поддержки я ждал меньше всего. Странный он все же. Ну, Артфаал, ну, появись только! Втравил меня в историю, как будто своих неприятностей мало… с другой стороны, демон спас мне жизнь. Ладно, не буду с ним ссориться, а то еще не станет меня учить.
— Рик, — окрикнул меня Дрианн. — Эцони очнулся!
Я подошел к капралу и склонился над ним. Вроде тот даже не вздрогнул при виде меня. Лицо нормальное, не искаженное, и ненависти в глазах не видно. И синева с ногтей ушла. Видимо, действие заклятия закончилось. Оно и понятно: неведомый враг накладывал чары мощные, но кратковременные, рассчитывая, что Мастано нападет на меня, а потом его же самого прикончат воины.
— Ты как? — спросил я.
— Да ничего, — бледно улыбнулся Эцони. — Только вот не помню ни Мрака, и сил нет совсем. И плечо болит…
— Заживет, — я поднялся на ноги. — Отдыхай пока.
Слабость — тоже последствие Темной волшбы, которой подвергся капрал. Ничего, к вечеру оклемается. Рассказывать ему о его подвигах я не стал, какой в этом смысл? Все равно не в себе был человек. Зла я на него не держал. Пусть кто — нибудь из воинов его просветит.
После привала мастер Триммлер несколько оживился и принялся рассуждать:
— Что — то мне, ребята, не нравится. А что — и сам не пойму. Вроде пустыня как пустыня, только вот почему на нас никто не нападает — то?
— Во дает, того, этого! — расхохотался Добб. — Давно не дрался, что ли?
— Да нет, это я к тому, что странно все. Пустыня как вымерла, не видишь, что ли?
— И я говорю, к беде это, — поддержал его Зарайя. — Я неприятности шкурой чую.
Ну, положим, я ничего такого не ощущал. Здесь и раньше не особенно людно было, и зверей почти не наблюдалось. Один раз набежала стая шакалов, это после побоища с карачин, да иногда по песку неторопливо проходили крупные черные скорпионы. Но отсутствие этих тварей меня ничуть не беспокоило. Подумаешь, потеря! Хотя к предчувствиям ветерана следовало прислушаться. Солдаты насторожились, чутко оглядываясь по сторонам и держа оружие наготове. Я и сам положил ладонь на рукоять Честного, а в уме перебирал подходящие заклятия.
Ближе к вечеру мы наткнулись на заброшенный затан, жители которого, видимо, собирались в спешке — вокруг валялись забытые вещи, обрывки ткани от шатров. Трава в селении высохла и почернела, деревья грустно поникли и роняли на песок скрученные листья.
