таким образом на минуту наедине с ней, робко сказала:
- Пожалуйста, передайте мистеру Берчу, что я не член церкви. Я не знала, что делать, когда он попросил меня помолиться сегодня на собрании. У меня не хватило смелости сказать, что я никогда не молилась вслух и не знаю, как это делается. У меня не было времени подумать, и я была так испугана, мне хотелось провалиться сквозь землю. Наверное, это было дерзостью и дурным поступком - молиться перед всеми старыми членами церкви и делать вид, что я лучше, чем на самом деле. Но, с другой стороны. Бог, вероятно, мог подумать, что я очень нехорошая, раз не хочу прочесть молитву, когда об этом меня просит священник?
Пламя свечи озарило пылающее румянцем, выразительное лицо Ребекки. Миссис Берч наклонилась и поцеловала ее.
- Не тревожься, - сказала она. - Я. скажу мистеру Берчу, и Бог, я думаю, тоже все поймет.
Когда на следующее утро Ребекка проснулась, еще не было шести. Предстояло столько хлопот, что спать было невозможно. Она подошла к окну и выглянула во двор: было еще темно, а день обещал быть на редкость холодным и ветреным. 'Тетя Джейн сказала вчера, что встанет в половине седьмого и приготовит завтрак к половине восьмого, - подумала она. - Но они обе простужены, а тетя Миранда будет нервничать из-за того, что столько народу в доме. Проберусь-ка я в кухню и начну готовить завтрак сама. Это будет для них приятной неожиданностью'.
Она надела ватный халат и домашние туфли, тихонько прокралась вниз по запретной парадной лестнице, осторожно закрыла за собой дверь кухни, чтобы никакой шум не разбудил остальных в доме, и полчаса занималась обычной утренней работой, которую так хорошо знала, а затем вернулась в свою комнату, чтобы одеться, перед тем как разбудить детей.
Вопреки ожиданиям, тете Джейн, которая накануне вечером чувствовала себя лучше, чем сестра, ночью стало хуже, и утром она была не в состоянии встать с постели. Миранда ворчала не переставая все время, пока совершала свой торопливый туалет, возлагая на весь свет вину за те несчастья, какие она перенесла и какие ей предстоит перенести в этот день. Она даже обрушилась с критикой на миссионерский совет за то, что он направил Берчей в Сирию, и сообщила, что, по ее беспристрастному мнению, тем, кто едет в чужие земли с целью спасать язычников, следовало бы оставаться там, а не слоняться без дела по свету с кучей ребятишек, посещая людей, которые не желают принимать их у себя и никогда не приглашали.
Джейн, огорченная и обеспокоенная, лежала в постели с жаром и головной болью, с тревогой думая о том, как сумеет сестра справиться без нее.
Миранда прошаркала через столовую, на ходу повязывая голову платком из страха перед сквозняками. Она намеревалась развести огонь и затем позвать вниз Ребекку, заставить ее работать и попутно сообщить несколько прописных истин относительно того, как правильно представлять семью на собраниях миссионерского общества.
Она открыла дверь кухни и остановилась в изумлении, озираясь и спрашивая себя, не забрела ли она по ошибке в чужой дом.
Шторы были подняты, в плите гудел огонь, чайник пел и булькал, выпуская клубы пара, а в его внушительных размеров носик была вставлена половинка листика почтовой бумаги с нацарапанным 'Поклон от Ребекки'. Вода в кофейнике кипела, чашка с отмеренным молотым кофе и тарелка с битой яичной скорлупой[27] стояли рядом. На деревянном подносе лежали холодный вареный картофель и кусок солонины, а на ручку ножа была нацеплена вторая записка со словами 'Привет от Ребекки'. Черный и белый хлеб были выложены на стол, а также подставка для гренков и пончики, с молока сняты пенки, и масло принесено из молочни.
Миранда стянула с головы платок и упала в кресло, чуть слышно восклицая:
- Второго такого ребенка не сыщешь! Клянусь, она целиком Сойер!
И хозяева, и гости показали себя с лучшей стороны и замечательно провели день и вечер, и даже у Джейн хватило благоразумия поправиться, вместо того чтобы почувствовать себя хуже и портить общую радость. Берчи уезжали, выражая искренние сожаления, а 'маленькие миссионеры' утопали в слезах и клялись Ребекке в вечной дружбе. Прощаясь, она вручила им стихотворение, сочиненное ею перед завтраком.
Ребекка Ровена Рэндл
Легко догадаться, что визит миссионеров в Риверборо не остался без довольно далеко идущих последствий. Сами мистер и миссис Берч вспоминали о нем как об одном из наиболее приятных событий их полугодового пребывания на родине. Для жителей Риверборо он послужил темой очень оживленных дискуссий, с доводами, опровержениями, предположениями, убеждениями, воспоминаниями и пророчествами. Дьякон Милликен пожертвовал десять долларов на обращение сирийцев в конгрегационализм[28], и миссис Милликен даже захворала ненадолго из-за такой необдуманной щедрости своего мужа.
Было бы приятно утверждать, что начиная с этого дня Миранда Сойер стала совершенно другой женщиной, но этого не случилось. Дерево, которое росло криво двадцать лет, нельзя выпрямить в мгновение ока. Не подлежит, впрочем, сомнению, что хотя внешняя перемена была незначительна, она тем не менее существовала, и Миранда была менее сурова в своем отношении к Ребекке, менее критична в своих суждениях о ней и питала больше надежд на то, что та в конце концов получит спасение души. Причиной тому главным образом было неожиданно открывшееся ей обстоятельство: Ребекка все же унаследовала кое-что и от Сойеров, вместо того чтобы принадлежать умом, телом и душой к презираемой породе Рэндлов. Все, что было интересного в Ребекке, все, что свидетельствовало о силе, способности или таланте, впоследствии проявившихся в ней, Миранда приписывала воспитанию, полученному в кирпичном доме, и это наполняло ее честной гордостью - гордостью мастера своего дела, который добился успеха, несмотря на то что исходный материал совершенно не позволял надеяться на хорошие результаты. Но никогда, до самого конца, даже тогда, когда с угасающими телесными силами ослабла ее железная хватка и способность сдерживать свои чувства, никогда, ни разу не проявила она открыто эту гордость и ничем не обнаружила своей любви.
Бедный, пришедшийся не к месту Лоренцо де Медичи Рэндл, чьи способности принижались, кого знакомые считали смешным и никчемным из-за того, что он ничем не походил на них! Но если бы Риверборо вдруг влилось в более широкое общество, с более разнообразными и гибкими воззрениями, он был бы, возможно, единственным из всех, кто привлек бы к себе хоть какое-то внимание. К счастью для его дочери, она была наделена и некоторыми практическими талантами благодаря семье матери, но даже если бы Лоренцо никогда в жизни не сделал ничего другого, он мог бы поставить себе в заслугу то, что помешал Ребекке стать 'целиком Сойер'. Каким бы полным и абсолютным неудачником он ни был, он сумел щедро передать ей все, что было в нем лучшего, и осмотрительно воздержаться от передачи того, что не имело никакой ценности. Немногие отцы способны провести такое тонкое
