потолок, мечтая, чтобы он обвалился, чтобы рухнул весь мир вокруг.
Начался новый день. Дети визжали, младшие дергали Азота, что-то крича. Что-то про Барсука. Кто-то о чем-то спрашивал. Отовсюду звучали слова. Слова — пустой звук. Азота схватили за руку и дернули, но он был где-то далеко отсюда.
Очнуться ему пришлось скоро. Из полузабытья его мог выдернуть единственный звук: смех Крыса.
Азот, содрогаясь, рывком сел. Нож до сих пор был при нем. На полу темнела засохшая кровь, но Азот ее почти не видел. Вскочив на ноги, он пошел к двери.
Послышался очередной взрыв мерзкого хохота, и Азот побежал. В ту секунду, когда его нога ступила на порог, он заметил краем глаза, что дверная тень растягивается и прыгает вперед со скоростью и четкостью паука-каменщика, которого Азоту доводилось видеть лишь раз в жизни. Он налетел на эту тень, будто на стену. Его вытащили наружу и толкнули в затемненный проход между зданием и пестревшими рядом развалинами. У Азота пошла кругом голова.
— Так спешишь умереть, да, мальчик?
Азот не мог ни пошевелиться, ни высвободиться. Чья-то рука держала его за лицо мертвой хваткой. До Азота вдруг дошло, что это Дарзо Блинт.
— Пять дней, мальчик. У тебя было целых пять дней, но ты так и не убил его, — прошептал он Азоту в ухо, обдавая его запахом лука и чеснока.
Чуть поодаль стоял Крыс, разговаривая с цеховыми и хохоча. Все смеялись с ним вместе, в том числе и многие ящерки, надеявшиеся вернуть себе расположение Крыса.
Началось, подумал Азот. Все, что ему удалось создать, рассыпалось прахом. Остальных ящерок не было. Азот не сомневался в том, что позднее они, крадучись, вернутся, чтобы выяснить, как обстоят дела, но не злился на них. В Крольчатнике все спасались, как только могли. И потом то был не их проигрыш, а проигрыш Азота. Блинт все верно говорил. Дружки Крыса и он сам ждали, что последует дальше. Если Азот бросится к ним, его убьют или сотворят с ним что-нибудь еще хуже. Все это время ему следовало строить планы, а он бездействовал. Стало быть, заслуживал смерти.
— Успокоился, мальчик? — спросил Блинт. — Хорошо. А теперь я покажу тебе, какую цену ты заплатил за свою нерешительность.
На обед Солона повел сутулый старик в тщательно выглаженной ливрее, украшенной золотым галуном и фамильным гербом Джайров — изображением белого сокола, нападающего на степного соболя. Однако за века картинка поблекла настолько, что узнать на ней кречета было не так-то просто. В Халидоре и даже Лодрикаре северных соколов не водилось. Они обитали лишь на севере. «Выходит, Джайры, как и я, не сенарийцы», — подумал Солон.
Обед подали в большом зале, что удивило Солона. Не то чтобы залу недоставало пышности — напротив, он был чрезмерно великолепен и, наверное, не уступал в размерах парадной приемной сенарийского замка. Стены украшали шпалеры, знамена, щиты давно погибших неприятелей, огромные картины; тут и там стояли мраморные с позолотой статуи, потолочная роспись изображала сцену из Алькестии. Стол на фоне такого роскошества казался крошечным, хоть и имел в длину примерно двадцать локтей.
— Лорд Солон Тофьюсин, дом Тофьюсин, ветвь королевского рода Брааден островной империи Сет, — объявил старый слуга, то ли давно зная, то ли специально выяснив все титулы гостя.
Сет в нынешние времена больше не считался империей, однако Солону пришлась по вкусу оказанная ему честь. Он прошел к леди Джайр.
Это была привлекательная величавая женщина с зелеными глазами, смуглой кожей и тонкими чертами лица, унаследованными от отца, герцога Грэзина. Ее наряд, по сенарийским меркам, отличался скромностью: высокий воротник, юбка длиной до изящных щиколоток. Серое платье сидело на прекрасной фигуре ладно, но довольно свободно.
— Приветствую вас, миледи, — сказал Солон, низко кланяясь и по традиции Сета поворачивая руки ладонями вперед. — Пусть солнце вам улыбается, а буря свирепствует, лишь когда вы дома.
Может, не стоило приветствовать хозяйку столь многословно, но зал был так огромен, что казался целой страной, и упоминания о погоде сами собой сошли с губ Солона.
Герцогиня хмыкнула и не сочла нужным отвечать. Сели за стол. Слуги принесли первое блюдо — суп из утки-мандаринки со сладким укропом.
— Сын сообщил мне, откуда вы, но говорите вы хорошо, не голый и без кольца в носу. Что ж, очень славно.
По-видимому, хозяйке рассказали о том, что приключилось с ее сыном, и она досадовала, что его так унизили.
— А что, это правда? — спросил Логан. Он сидел в одном конце стола, герцогиня в другом, а Солон, к его неудовольствию, посередине. — Верно говорят, что даже на кораблях сетцы расхаживают в чем мать родила? — полюбопытствовал юный лорд.
— Логан, — строго произнесла Катринна Джайр.
— С вашего позволения, леди Джайр, я объясню. Это не совсем так. Наш остров омывают воды самого теплого течения в Великом море, поэтому у нас бывает жарко даже зимой. А летом так печет, что не знаешь, куда деваться. То есть, хоть мы и не носим так много одежды, и такой тяжелой, как здешние жители, за принятые у нас рамки приличия, поверьте, не выходим.
— Приличия? По-вашему, женщин, что бегают по кораблю полуобнаженными, можно назвать приличными? — спросила леди Джайр.
Лицо Логана восторженно засияло.
— Приличные, естественно, не все наши женщины. Однако для нас обнаженная женская грудь — все равно что для здешних мужчин голая шея. Целовать грудь, само собой, приятно, но нет причин…
— Что вы себе позволяете! — Воскликнула леди Джайр.
— С другой стороны, дама, чьи щиколотки не прикрыты платьем, у нас не отважится спуститься под палубу одна. Так что, леди Джайр… — Солон повел бровью и притворился, будто смотрит на ноги герцогини, хоть и не мог их видеть. — Вас, появись вы в Сете, сочли бы чересчур смелой.
Герцогиня побледнела, однако не успела вымолвить ни слова — Логан рассмеялся.
— Щиколотки? Но ведь это… глупо! — Мальчик присвистнул. — А у вас они очень даже ничего, мама. — Он снова засмеялся.
Слуга принес второе блюдо, но Солон не заметил, как перед ним поставили другую тарелку. «Что я за человек?» — раздумывал он. Язык подводил его далеко не впервые.
— Я решила, что нападение на лорда Джайра — предел непочтительности, — сказала герцогиня. — Оказывается, вы куда хуже.
Ах вот оно что, подумал Солон. Значит, стражи не по своей воле обращались с лордом Джайром как с дитятком. По-видимому, оберегать его от боли и ран приказала им госпожа.
— Да ведь он не оскорбил меня, мама. И вовсе не хотел обижать вас. — Логан посмотрел на мать, потом на гостя. Оба сидели с каменными лицами. — Правда же, лорд Тофьюсин?
— Миледи, — сказал Солон, — как-то раз мой отец объяснил мне, что в учебном бою лордов нет, как нет их на поле брани.
— Вздор! — отрезала герцогиня. — Истинный лорд всегда остается лордом. Сенарийцы знают, что это значит.
— Мама, он имеет в виду: неприятельский меч рубит благородных так же уверенно, как и простолюдинов.
Леди Джайр не обратила внимания на слова сына.
— Чего вам от нас нужно, мастер Тофьюсин?
Задавать подобные вопросы гостю, да еще и обращаться к нему как к человеку незнатного происхождения было верхом неучтивости. Солон рассчитывал, что его примут по всем правилам, чтобы можно было некоторое время побыть в этом доме, недельку-другую понаблюдать за Джайрами и лишь потом объявить им о цели своего визита. С мальчиком он, возможно, смог бы поладить, но с этой женщиной — боже упаси! Уж лучше закрутить роман с обольстительницей Джадвин.
