На краю тени

Улыбаясь, она положила ему ладонь на щеку.

О боги, я пропал.

У Кайде был тот же нерешительный взгляд, как и в последний день, когда она его поцеловала и Солон чуть не разорвал на ней одежды. Поцелуй, за который отдал бы все на свете. Начала она с легкой пробы, чуть тронув тонкую нежность его губ, затем притянула к себе. Как и в тот день, вдруг стала агрессивной, словно все годы без Солона страсть лишь нарастала. Кайде тесно прижалась к нему, и он застонал.

Она резко отстранилась, тяжело дыша. Глаза горели.

— Пойдем в палаты. Клянусь, на сей раз моя мать к нам не ворвется.

Кайде шагнула на высокую ступеньку и через плечо бросила взгляд на Солона. Отошла чуть в сторону, покачивая бедрами, дьявольски усмехнулась и скинула с плеча бретельку нагики. Он попытался шагнуть следом, но соскользнул обратно.

Девушка сняла с талии золотой поясок и беспечно уронила его на пол. Солон напрягся, чтобы сделать-таки проклятый шаг. У него перехватило дыхание.

— Я иду, — выдохнул он с трудом.

Она тряхнула бедрами, и нагика шелковой лужицей упала на пол. Взгляду предстали бронзовые изгибы тела и блестящие водопады черных волос.

Солон кашлянул, он не мог дышать. Однажды все это отвергнув, отказаться и сейчас? Ну уж нет. Он захлебнулся кашлем и упал на колени.

Кайде шла по залу, улыбаясь. На стройном теле играли блики света. Длинные-длинные ноги, тонкие лодыжки. Он вновь поднялся на ноги и напрягся. Веревки держали крепко.

Почему она улыбается?

Кайде бы не улыбалась, глядя на то, как он задыхается. Кайде вообще бы себя так не вела.

Ее манеры не просто подходили девушке, которую он знал, а были точной копией прежних. Только лицо состарилось.

Женщина, уже десять лет королева, не опустила бы так быстро все барьеры. Она представляла собой все, о чем он мечтал, на что надеялся, — Кайде настоящая пришла бы в ярость.

Видение вмиг исчезло, и Солон вновь оказался на стене. Взгляд через край — только веревки удержали от смертельного прыжка.

Вокруг ужасной смертью погибали люди. Живот у одного раздулся втрое; воин продолжал руками ловить воздух, словно запихивал еду в глотку. Другой стал фиолетовым, крича тому, кого рядом не было. Однако выкрикивал он уже не слова, голос давно сорвался. Время от времени воин харкал кровью, но кричал не переставая. Еще один вопил: «Мое! Это мое!» — и бил по каменной стене руками, словно его атаковали. Руки превратились в кровавые обрубки, а он все продолжал. Остальные лежали замертво — без видимых причин.

Многие убили себя сами — так или иначе, — однако некоторых сожгла и разорвала магия. Стена обагрилась уже подмерзающей кровью. Пока Солон был в трансе, крепостные ворота взорвали, и к ним маршировали темные силуэты, ведя туров с огромным фургоном.

Солон не сомневался: это была Хали.

— Как Дориан, еще не сошел с ума? — спросил женский голос.

Солон оглянулся, но не заметил источника голоса. Уж не звучал ли он в его собственной голове?

— Сейчас он полностью здоров.

Она засмеялась; звук глубокий и грудной.

— Значит, жив.

Солону хотелось провалиться сквозь землю. Они думали, что Дориан мертв. Или как минимум не знали.

— Давай покончим с этим, — бросил Солон.

Она фыркнула.

— Тебе, Солонариван, в твоей жизни врали немало. Врали, когда ты рос. Врали в Шо'сенди. Тебя обкрадывали. Я не собираюсь предлагать тебе власть, потому что, говоря по правде, дать ее не могу. Правда в том, что я не источник вира. Это лишь еще одна ложь. Хотелось бы, но нет. Вир врожденный, и он гораздо мощнее, чем твой жалкий талант. Правда в том, что талант Дориана был слабым, пока он не начал использовать вир. Каков его талант сейчас, знаешь сам.

— Вир порабощает. Майстеры похожи на пьяниц, которые ищут, где бы выпить очередной стакан вина.

— Некоторые — да. На деле же часть людей неуправляема. Однако большинство пить умеют. Может, ты станешь тем, кто не умеет, как и Дориан. Спорить не буду. Честно говоря, Дориану всегда нравилось особое место под солнцем. Нравилось, когда ты прибегал к его помощи. Когда о помощи просят все. И что же случится, если исчезнут его сила и особый дар? Дориан станет куда менее важным, чем ты, Солон. Без вира он лишится дара, а его талант в сравнении с твоим слишком мал. К чему придешь ты, если начнешь использовать вир? Пусть хотя бы раз, чтобы оживить скрытые таланты, о которых ты даже не подозреваешь? Что будешь делать с таким могуществом? Вернешься в Сет, чтобы все исправить? Займешь место на троне рядом с Кайде? В истории? — Она пожала плечами. — Не знаю. Да и какое мне дело? Ты жалок, маг. Даже не умеешь пользоваться магией в темноте. Нет, серьезно.

— Ложь, сплошная ложь.

— Да неужели? Что ж, тогда держись за свою слабость и покорность. Но если вдруг передумаешь, Солонариван, считай, дело сделано. Сила там, и она тебя ждет.

И Хали ему показала. Это было просто. Вместо того чтобы тянуться к источнику света, огню или солнцу, или проникать в глоре вирден, он должен тянуться к Хали. Легкий поворот, и вот она, сила. Целый океан, непрерывно пополняемый из десятков тысяч источников. Все до конца Солон не понял, однако видел основы. Каждый халидорец молился утром и вечером. Молитва — не пустые слова, а заклинание. Оно от каждого забирает в этот океан частичку глоре вирден. Затем Хали отдает его обратно тому, кому пожелает, когда пожелает и столько, сколько захочет. По сути, все просто: налог на магию.

Поскольку очень многие рождались с глоре вирден, но не могли или не умели его выразить, у фаворитов Хали всегда будет изобилие силы — и люди никогда не узнают, что их просто обобрали. Лишили жизненной силы. Это не объясняло сути вира, зато стало понятно, почему в ритуале халидорцы всегда использовали боль и пытки. Хали не нужны были страдания, ей требовалось, чтобы молящиеся испытывали яркие эмоции. То, что позволяло особо одаренным людям использовать свой глоре вирден. Пытки — самый надежный способ зажечь эмоции нужного накала. Не важно, что испытывают мучитель, истязаемый или зрители: отвращение, страх, ненависть, восхищение или страсть. Хали может использовать все.

— Сейчас мои усталые души тебя найдут, и ты умрешь, — сказала Хали. — Ты ведь уже опустошил свой глоре вирден?

— Убирайся, — ответил Солон.

Она рассмеялась.

— А ты ничего. Пожалуй, сохраню тебе жизнь.

Голос пропал, и Солон рухнул на камни. Хали в Сенарии. Урсуулы создадут ферали и устроят мятежникам кровавую бойню. Его служба здесь напрасна. Все, что только что узнал, впустую. Надо было возвращаться домой в Сет, двенадцать лет назад. Он проиграл.

Солон открыл глаза и увидел усталые души. Закутанные в тяжелые собольи плащи, с лицами, скрытыми под черными масками, они пробирались между трупами вдоль стены. То там, то здесь усталые души останавливались, вытаскивали меч и добивали раненых. Затем вытирали меч от крови, чтобы лезвие не примерзло к ножнам.

Они приближались. Солон ничего не мог сделать. Он был связан, а горизонт лишь едва посерел. Ни оружия. Ни магии. Единственный выход — вир. Даже если это самоубийство, так хоть возьмет с собой