приходит в голову по поводу поведения твоей матери? Почему не спросишь у нее сама?
— Почему ты не вернулся домой?
Лицо Солона выглядело усталым и измученным.
— Мне было девятнадцать лет, когда я покинул дом, а тебе едва исполнилось шестнадцать. Я пытался убедить твою мать, что маги говорят правду, а она решила, что я ей угрожаю. Ты была так молода, и мне не хотелось настраивать тебя против матери, вот я и промолчал. Потом мне предложили продолжить учебу в Шо'сенди, и я согласился. Я писал тебе каждую неделю, но ответа так и не получил. И тогда я послал друга, чтобы он передал письмо тебе в руки. Твои родственники вышвырнули его из дома и сказали, что ты обручена и не желаешь обо мне слышать.
— Я никогда не была обручена, — прошептала Кайде.
— Об этом я узнал гораздо позже. Я собирался вернуться домой, но предсказатель определил для меня два пути. Если вернусь домой — убью брата, а если отправлюсь в Сенарию, возможно, спасу весь юг от Халидора.
— Ну и как, удалось?
— Ты о чем?
— Удалось спасти мир?
Голос Кайде дрожал от злости.
— Нет, — признался Солон и сглотнул застрявший в горле комок. — Я утаил, что являюсь магом, от человека, который заменил мне брата, от человека, который должен был стать королем. Когда он узнал о моей лжи, то освободил от обязанностей, а на следующий день его лишил жизни подосланный убийца. Окажись я с ним, и убийства бы не произошло.
— Значит, ты явился домой, как побитый пес в поисках объедков.
Солон с нежностью посмотрел на Кайде, так как понял, что под маской гнева она хочет скрыть свою боль.
— Я вернулся домой, чтобы все исправить. Я не знал, что здесь происходило, потому что никто из сетцев на Большой земле не хотел об этом говорить.
— Ты неверно истолковал предсказание и должен был его убить, — нахмурилась Кайде.
— Что ты говоришь?
Она плотнее закуталась в парчовую накидку и приблизила лицо к окошку камеры.
— Твой брат стал кошмаром для страны и в течение года перечеркнул все хорошее, что сделала твоя семья. В результате вторжения в Ладеш мы потеряли три из четырех флотилий, а когда Ладеш нанес ответный удар, то лишились и последних колоний. Он вынудил моего брата Джарриса вести войско в наступление без всякой надежды на победу, а когда оно, как и следовало ожидать, провалилось, бросил его в темницу. Брата там задушили, хотя Сиджурон утверждает, что Джаррис повесился сам. Он заставлял знатные семьи оплачивать попойки, которые длились неделями и на которые у них не было средств, обложил налогами и богатых и бедных, но освободил от их уплаты своих друзей. Потом твой брат построил зверинец, куда поместил более тысячи диких зверей. Люди умирали от голода и были вынуждены просить милостыню, а он заказывал шелковое постельное белье для львов, а потом стал швырять на съедение хищникам всех недовольных его правлением. Он обожал тренировочные бои с воинами и приказывал их казнить, если считал, что они не проявляют достаточного рвения во время спарринга. Если воины вели учебный бой в полную силу и на монаршем теле появлялись синяки и ссадины, их тоже отправляли на казнь.
Твой братец пристрастился к игре, повсюду таскал за собой кости и заставлял их бросать всех, кто встречался на пути. Можно было выиграть кошелек с золотом или свой смертный приговор. Таковы были ставки. Однажды он наткнулся на меня и заставил играть, хотя обычно члены знатных семейств освобождались от этой обязанности. Я выиграла, и он заставил меня снова бросить кости. Я выиграла четыре раза подряд, и у твоего брата закончились деньги. Он был вне себя от ярости и велел слугам расплатиться со мной. Я поняла, что он заставит играть до тех пор, пока мне не выпадет смерть. Тогда я предложила сыграть в последний раз и сказала, что три стороны будут означать смерть, а другие три — супружество. Такая дерзость заинтриговала твоего брата, и он ответил, что женщина, собирающаяся пустить его по миру, вполне подойдет в качестве жены. — Глаза Кайде потемнели от ненависти. — Сиджурон проявил сообразительность и дал мне только две из шести сторон. Я снова выиграла, и он сдержал слово и устроил пышный свадебный пир за счет моей семьи. А когда твой брат уснул, я перерезала ему горло и босиком, в ночной сорочке, вернулась в зал. Мои руки были по локоть испачканы кровью. Только недавно пробило полночь, и пиршество шло полным ходом. В зале царило странное возбуждение, свойственное людям, которые знают, что в следующую минуту, по капризу монарха, могут расстаться с жизнью. Когда я вошла, все замерли. Я села на место императора и рассказала о том, что совершила. Солон, как же все радовались! Кто-то приволок мертвое тело в зал, и благородные дворяне нашей империи разорвали его на части голыми руками. Потом я стала исправлять то зло, что причинил стране твой брат. Однако за девять лет своего правления мне не удалось наладить и половину того, что он умудрился разрушить за три года пребывания на престоле.
Некоторое время Солон молчал. Рассказ Кайде потряс его до глубины души.
— И ты так и не вышла замуж? — наконец спросил он.
— Второй раз замуж я не вышла.
— Прости мою глупость.
— На меня навалилось слишком много дел. Кроме того, недоброжелатели называют меня Черной Вдовой, и я не возражаю. Хорошо, что я вызываю страх. Несмотря на то что из меня получился правитель в сто раз лучше твоего братца, в начале пути я совершила много ошибок, оттолкнув людей, которые могли бы стать друзьями. С тех пор я многому научилась, но некоторые мужчины не забывают даже самых малых обид. Чтобы удержаться на престоле, я веду ежедневную борьбу, и вот являешься ты, чтобы разрушить плоды многолетних усилий.
— Мне не нужна корона. Могу в этом поклясться перед всем двором.
— Чего же ты хочешь, Солон?
— Только тебя одну, — ответил он, глядя в глаза Кайде.
— «Меня одной» больше нет, — сердито возразила Кайде. — Да, я императрица, но взгляни на мое лицо. Там остались следы от клановых колец, а твои щеки никогда не прокалывали. Думаешь, это не имеет значения? Ошибаешься. Если я императрица, кем тогда прикажешь считать тебя?
— А разве императрица не может быть просто женщиной?
— Нет. Прежде всего я — государыня.
— Неужели корона давит так сильно, что под ней не осталось места для любви?
На мгновение выражение царственного спокойствия на лице Кайде сменилось глубокой печалью, но она быстро взяла себя в руки.
— Когда-то я любила тебя, Солон, и твой отъезд привел меня в отчаяние. Люди молили Бога о твоем возвращении в надежде, что ты удержишь брата от безумных поступков, а потом займешь его место на троне. Я тоже молилась о твоем возвращении… по другим причинам. А ты так и не пришел. Даже в первую брачную ночь я молилась, надеясь, что ты вернешься, и все будет хорошо. Молилась, когда твой братец потащил меня в постель, и все ждала, что сейчас распахнется дверь и на пороге появишься ты. А ты не появился. — Ее голос стал совсем тихим, в нем не было теплоты. — И вот я стала женой твоего брата.
— Но ведь ты сказала…
Солон замолчал, проклиная в душе свою бестактность.
— Я хотела его напоить до бессознательного состояния, однако именно в тот день ему не хотелось пить. — Кайде закрыла глаза. — А я… я очень испугалась. Потом я дождалась, когда он уснет. Даже после всего, что натворил твой брат, я долго собиралась с силами, чтобы перерезать ему горло. Во сне он был так похож на тебя.
— Прости меня… — прошептал Солон.
Кайде протянула руку через решетку и ударила его по лицу.
— Не смей меня жалеть!
— Кайде, неужели ты не видишь, что во мне говорит не жалость, а любовь? Тебе причинили боль, а я ничего не сделал, чтобы этому помешать, и теперь глубоко раскаиваюсь.
