стало понятно, что у мамы не обнаружено ни гангрены, ни проказы, общаться стало намного проще.
— Неужели во всей их больнице нет человека с английским?
— Может, и есть. Но он либо пил в это время кофе, либо не без удовольствия наблюдал за англичанином, поставленным в дурацкое положение, — мрачно произнес Колин.
— Или бастовал, — предположила я. — У них это обычное дело.
— Не повысите зарплату — буду целый день измываться над англичанами — так, что ли?
— Быть может, подобным образом появились мимы. Определенная группа, скажем, французов, забастовав, начала общаться жестами.
Вообще-то я понятия не имею, откуда взялись мимы. Явились и все, исчезать и не думают.
— А разрисованные лица?
— Это для маскировки. Чтобы никто их не узнавал и не сажал в тюрьму. Все очень просто.
— Действительно просто, — согласился Колин с весьма довольным видом. — Мне такая мысль не приходила в голову.
— Тут нужен большущий ум. И долгие годы наблюдения за мимами в их естественной среде обитания. — Я подумала: только бы он не спросил, о чем я, ибо я сама не вполне понимала. Но временам мой язык работает независимо от мозга, и случаются разного рода недоразумения. — С чего мы начали? — поспешила спросить я.
— С французов. Любой разговор так или иначе почему-то сводится к ним. — Колин завязал пояс плаща и спросил: — Как поживает Розовая Гвоздика?
— Прекрасно, — весело ответила я, стараясь не показывать, что огорчена его намерением уйти. Почему он медлил, не боялся опоздать? Ведь его где-то ждали. — Только-только сорвана восстание в Ирландии.
— Так я и думал.
— Хочешь сказать, ты об этом знал?
— Догадывался.
— Но кое о чем другом наверняка и не подозреваешь.
— Если это связано с мимами, лучше не рассказывай.
Я с преувеличенным возмущением скрестила руки на груди:
— О них больше ни слова. — Отбросив мимов, я загадочно понизила голос: — Вместо одного Черного Тюльпана их могло быть целое объединение. Что скажешь?
— Как это? — Колин прислонился спиной к окрашенной в кремовый цвет стене, как будто вовсе раздумал идти куда бы то ни было.
— Вот так. Объединение шпионок — черноволосых и с очень светлой кожей. Лепестков тюльпана.
— Звучит неправдоподобно.
— Вот именно, — согласилась я. — Однако очень похоже на правду.
Я кратко пересказала ему суть архивных материалов, над которыми работала целую неделю, начиная с истории мисс Эмили Гилкрист и заканчивая таинственной смертью маркизы в салоне лорда Вона.
— Тебе не кажется, что лепестков маловато? — спросил Колин. — Всего два — на цветке их должно быть больше.
Я задумалась. Естественно, шпионок должно было быть больше, не только маркиза и Эмили Гилкрист… Об остальных я, увы, пока ничего не знала.
— Разумеется, на сегодняшний день это всего лишь предположение, — торопливо проговорила я. — Но идея потрясающая, ведь правда?
Колин долго не отвечал. Просто смотрел на меня. Так, что моя чертова светлая кожа стала краснеть.
— Потрясающая, — наконец согласился он, когда молчание затянулось до невозможного. — Наверняка Джей тебе очень помогает.
Мне потребовалось мгновение-другое, чтобы вспомнить, кто такой Джей.
— О, не напоминай! О Джее мне хотелось бы забыть.
— Вы что, не?..
— Боже упаси! Конечно же, нет. — Следовало все объяснить, чтобы Колин выбросил бредовую мысль из головы, хоть и явилась она ему лишь потому, что так захотела я. Теперь все изменилось, и я мечтала о другом: скорее вычеркнуть из наших жизней эпизод с Джеем и вернуться в день, который неделю или вроде того назад мы провели вместе. — Я встретилась с ним, только чтобы порадовать бабушку. Он в Англии, и я в Англии… С бабулей лучше не спорить.
— Что ж, я рад.
— Серьезно? — Я тотчас немного склонила голову набок и захлопала ресницами.
— Ага. Премерзкпй тип.
Черт! Насчет Джея я была примерно того же мнения, но услышать сейчас хотела что-нибудь типа: «Милая, я мечтал, чтобы ты стала моей. Видеть тебя с другим было невыносимо».
Что ж. Вот для чего снимали старые фильмы и производят мороженое «Бен и Джерри» — чтобы не слишком угнетали изъяны реальной жизни. Если бы мы с Колином были героями черно-белого кино, он уже давно заключил бы меня в крепкие объятия, а я заверила бы его, что о Джее и думать забыла.
Вместо объятий я дождалась Пэмми. Меха на ней было столько, что хватило бы на украшение трех восходящих звезд.
— Привет, ребята! — пропела она, врезаясь в меня.
По-моему, ее замысел был столкнуть нас с Колином, но хитрюга просчиталась. К Колину я даже не прикоснулась, зато так больно ударилась о стену локтем, что чуть не брызнули слезы из глаз. Да, в этом вся наша Пэмми — само коварство.
— Ай! — вскрикнула я.
— Прости. — Вряд ли Пэмми сожалела о том, что сделала. Повернувшись к Колину, она одарила его улыбочкой хозяйки, до жути похожей на улыбки миссис Харрингтон, только у Пэмми больше оголялись десны. — Ты правда не можешь остаться на ужин? Правда, правда, правда?
— Я бы с удовольствием, но у меня встреча… — Колин взглянул на часы — простой формы, в серебряном корпусе и с кожаным ремешком. — Опаздываю уже на пять минут.
— Прости, что задержала тебя, — сказала я.
— По-моему, насчет извинений мы договорились?
— У тебя свидание? — в лоб спросила Пэмми.
— Можно сказать.
Я изо всех сил постаралась, чтобы мое лицо осталось обычным, не превратилось в физиономию печального клоуна. У неженатого гетеросексуального мужчины — высокого, привлекательного неженатого гетеросексуального мужчины, — конечно, должна быть подруга. И как я раньше не додумалась?
— С другом. С Мартином, — прибавил Колин.
Понятно. Меня окатила волна облегчения, но тут вдруг взяло сомнение. Кто сказал, что Колин традиционно ориентирован?
Слишком уж он был ухоженным, что наводило на странные мысли. Его темно-русые волосы благоухали шампунем, к тому же, когда я стукнулась о стену, ясно почувствовала аромат лосьона после бритья. Его одежда не отличалась ничем особенным, но те геи, что слишком увлечены автомобилями, слесарными и столярными работами, вроде бы так и одеваются. Он сам сказал, что идет на свидание…
Еще немного, и я официально заявлю, что отказываюсь жить среди людей. Слишком уж это трудно.
— Ах с Мартином, — насмешливо повторила Пэмми. — Ну-ну…
— Что ж, приятно отдохнуть! — вставила я, пока Пэмми не ляпнула новой нелепости. Или не осрамила меня. Пэмми ничего не стоит опозорить себя или ближнего, я поняла это на дискотеках еще в шестом классе. По мнению мамы, Пэмми такая оттого, что у нее не было и нет прочной семьи.
— Спасибо. Отдохнуть вряд ли получится. На прошлой неделе Мартина бросила девушка.
Стало быть, он не был геем. Во всяком случае, Мартин. Ориентация же Колина оставалась загадкой. Как и многое другое. Я совсем растерялась.
