начальнице, чтобы она послала кого-нибудь другого на губернаторскую конференцию. Единственное, что мне пришло в голову, – я остановился и потер лоб рукой, – надо с кем-то поговорить. Я попросил газету найти адрес моей старой знакомой Кэтрин Поуэлл.
Я опять остановился и решил, что хватит. Я уже и так сознался, что солгал им, и признался в двух преступлениях: уехал с места происшествия и прибегнул к помощи газеты для получения досье, нужного мне лично. Авось они этим удовлетворятся. Сначала я не хотел говорить им, что поехал к Кэти. Они поняли бы, что она рассказала мне про их приезд, и решили бы, что мой рассказ – это попытка оправдать ее. Но может, они следили за ее домом и знали уже, что я там побывал, так что нечего и стараться.
Молчание затянулось. Руки Хантера зашевелились на коленях и опять легли неподвижно. Из моего рассказа было неясно, почему я выбрал собеседницей Кэти, с которой пятнадцать лет не виделся, которую знал еще в Колорадо, но, может быть, они не догадаются, в чем тут дело.
– Эта Кэтрин Поуэлл, – спросил Хантер, – вы с ней были знакомы в Колорадо, не так ли?
– Мы жили в одном маленьком городке.
Опять пауза.
– Это не тогда умер ваш пес? – брякнул вдруг Сегура; Хантер бросил на него яростный взгляд, а я подумал, что в кармане рубашки у него не магнитофон, а копия записей ветеринара, где упоминается Кэти.
– Да, – сказал я. – Он умер в сентябре девяносто восьмого года.
Сегура раскрыл было рот, но, прежде чем он успел заговорить, Хантер спросил:
– Его третьей волной захватило?
– Нет. Его сбило машиной. Оба приняли искренне потрясенный вид. Эмблерам можно было поучиться у них.
– И кто же его сбил? – спросил Сегура, а Хантер наклонился вперед, и рука его механически скользнула к карману.
– Не знаю. Кто-то сбил и сразу уехал. Бросил его на дороге. Вот почему, когда я увидел шакала… Вот как я познакомился с Кэтрин Поуэлл. Она остановилась и помогла мне. Помогла внести моего пса к ней в машину, и мы довезли его до ветеринара, но было уже поздно.
Маска «на публику» на лице Хантера сидела плотно, не то что у Сегуры, чье лицо выражало одновременно удивление, догадку и разочарование.
– Вот почему мне захотелось повидаться с ней, – добавил я, сам не зная зачем.
– А в какой день была сбита ваша собака? – спросил Хантер.
– Тридцатого сентября.
– А как звали ветеринара?
Он задавал вопросы все в том же тоне, но на ответы не обращал внимания. Ему ведь показалось, что он сумел связать все ниточки, поймал меня на попытке выкрутиться, а оказалось, что он имел дело просто с людьми, любящими собак, и все его предположения лопнули. От этого допроса больше нечего было ждать, он уже заканчивал его. Только бы не расслабиться раньше времени.
Я нахмурился:
– Не помню. Кажется, Купер.
– А какая машина сбила вашу собаку?
– Не знаю. – В мозгу стучало: не джип. Что угодно, только не джип. – Я не видел, как его сбили. Ветеринар сказал, что, наверное, машина была большая, может быть, пикап. Или «виннебаго».
И тут я понял, кто сбил шакала. Все встало на свои места: старик, не пожалевший воды из своего сорокагаллонного бака, чтобы отмыть бампер, вранье о том, что они прибыли из Глоуба… Но сейчас мне надо было сосредоточиться на том, чтобы не дать им догадаться о Кэти и о том, как я хотел увидеть в ее глазах образ Аберфана. Похоже было на ту проклятую инфекцию. В одном месте с ней разделались, так она вспыхнула в другом.
– А следов от колес не было, по которым можно было бы узнать? – спросил Хантер.
– Что? Нет. В тот день шел снег. – Что-то отразилось, должно быть, на моем лице, он ведь с меня глаз не спускал. Я провел рукой по лицу: – Извините. Эти вопросы заставляют меня пережить все опять.
– Простите, – сказал Хантер.
– Может быть, мы найдем все сведения в полицейском отчете? – заметил Сегура.
– Полицейского отчета не было. В то время, когда погиб Аберфан, убить собаку не считалось преступлением.
Это и следовало сказать. Теперь их потрясение было искренним, и они смотрели с недоверием друг на друга, а не на меня. Потом задали еще несколько вопросов и встали. Я проводил их до выхода.
– Благодарим вас за содействие, мистер Маккоум, – произнес Хантер. – Мы понимаем, что вам пришлось пережить.
Я закрыл решетчатую дверь. Да, конечно, Эмблеры старались ехать побыстрее, чтобы камеры их не засекли. Им вообще не полагалось ехать по Ван-Бюренскому шоссе. Это было незадолго до часа пик, а они катили по полосе водовозов и, конечно, шакала заметили только тогда, когда уже сбили его и поздно было что-то делать. Они знали, что за сбитое животное им грозит тюрьма и конфискация машины, а на шоссе тогда никого, кроме них, не было.
– Простите, я забыл еще спросить, – обернулся Хантер с дорожки. – Вы сказали, что сегодня утром ехали по заданию редакции. А какому?
Помни: выражай простодушную искренность.
