рамы с вышиванием, и в их руках мелькали иголки и яркие нити. Моргана и Элис сидели рядом, переворачивая страницы большой книги с золотым обрезом, а старая Элва дремала на солнышке у окна. Дэффид тихо перебирал струны лютни и пожирал Моргану влюбленными глазами.
Когда появился Ранульф, юноша испуганно взглянул на хозяина и опустил ресницы. Дерзкий мальчишка, с досадой подумал Ранульф, грезил о моей жене.
Учтиво поприветствовав дам, он сурово обратился к Дэффиду:
- Не хотелось бы лишать дам удовольствия, музыкант, но Седрик сообщил, что ты пропустил сегодня урок фехтования.
Юноша покраснел.
- Я считал, что не страшно пропустить один урок, раз нашлось у меня другое дело.
Солнечный свет зажег огнем волосы Ранульфа и очертил суровый профиль.
- Ты не достиг бы такого совершенства в музыке, если бы практиковался только по настроению. В воинском искусстве, если хочешь достичь успехов, ты должен поступать так же. А если не хочешь, уведомь об этом Седрика. Он в кузнице с оружейником.
Дэффид отложил лютню, понимая, что сэр Ранульф прав.
- Если дамы не возражают, прошу извинить меня, я пойду к Седрику.
Моргана улыбнулась юноше, чтобы смягчить суровость упрека мужа.
- Ступай с моим благословением. Бард должен уметь защитить себя - на случай, если его музыка не понравится.
Дамы засмеялись на ее остроумное замечание, а Дэффид вышел алый от смущения.
Бронуин стала сравнивать шелка, пытаясь выбрать самый подходящий оттенок розового для бутонов своей вышивки, леди Уинифред следила за ней, Элис отошла к окну. Моргана встала и приблизилась к мужу.
- Я думаю, вы были слишком суровы с Дэффидом, моя любовь.
Ранульф взял ее руки в свои и поцеловал сначала одну, потом другую.
- Он хороший парень, но смотрит на вас как влюбленный теленок, я не намерен поощрять его воздыхания. И потом, сейчас тревожные времена, а вы для меня дороже жизни. Если Дэффиду придется защищать вашу жизнь или честь, я хочу, чтобы он был готов к этому.
Глядя на ее нежно улыбающиеся губы, Ранульф забыл о своем наставлении. Если бы не заинтересованная публика, он схватил бы Моргану в объятия и целовал, пока она со смехом не попросила бы пощады. Потом отнес бы ее в их комнату и ласкал бы снова и снова. И к черту долг!
Он увлек ее подальше от дам.
- Впервые мне пришло в голову, как чудесно было бы жить в простом домишке, без слуг и воинов, только вы и я.
- Ваш язык из бронзового стал серебряным, милорд, и сладкие слова капают с губ, как мед. - Моргана кокетливо взглянула на него. - Но если вы пришли только затем, чтобы сказать мне это, - увы, вы опоздали, так как под нашей крышей около трех сотен душ и каждая требует своей доли нашего внимания. Его тяжкий вздох рассмешил ее.
- Вместо маленького домика мы владеем этой огромной грудой камней, но ночь принадлежит нам.
Ранульф снова поднес ее пальцы к губам и поцеловал кончики.
- Тогда пусть ночь наступит поскорее, - сказал он, улыбаясь и глядя ей в глаза.
На следующее утро Моргану разбудил нежный взгляд Ранульфа. Еще не совсем рассвело, но жемчужно-розовый свет лился в их комнату через восточное окно. Она улыбнулась, не смущаясь своей наготы, и протянула руку к его лицу.
- Доброе утро, милорд.
Вместо ответа он поцеловал ее, потом еще и еще. Он был человек действия, а не слов, и все еще не мог всецело поверить своему счастью. Такое счастье достается мужчине очень дорогой ценой. Сколько рассказывают историй о глупцах, убаюканных чарами прекрасных женщин и погубленных ими!… Однако он не сомневался в Моргане.
Ее волосы рассыпались вокруг нее пламенеющим облаком. Днем они всегда покрыты золотыми и серебряными сетками, шелковыми и атласными головными уборами, усыпанными драгоценностями, в тон разным платьям, как подобает ее положению, но, будь его воля, они всегда бы падали свободно, сияющим каскадом красного золота.
Сейчас они были распущены, шелковые пряди струились по ее плечам, рукам, атласной груди. В этот момент солнечный луч упал в окно, и ее тело стало золотым.
- Как ты прекрасна!
Он взял одну белую грудь в свою большую ладонь, лаская нежный сосок, пока он не превратился в маленький твердый бутон. Ее глубокий вздох был ему наградой, сказав лучше слов, что в его власти разбудить ее страсть. Доставлять ей наслаждение было для него величайшей радостью.
Ранульф прижался губами ко второй груди, лизнул розовый сосок. Моргане показалось, что ее уносит поток чувственного восторга. Она выгнулась навстречу ему, ее ногти впились в его плечи. Она развела ноги, растворяясь под его ласками, пылко отвечая ему.
Он поднял голову, следя за нею. Его руки заскользили ниже. В его пальцах было волшебство, они были мучительно нежными и настойчивыми, разжигая ее чувственность до диких первобытных инстинктов. Воздух был полон ароматов любви, она жаждала его с таким неистовством, что испытывала почти боль.
Она ласкала мускулистую грудь Ранульфа, у него радостно кружилась голова, он весь пульсировал от желания обладать ею и больше не мог сдерживаться.
Моргана тянулась к нему, ждала его. Они растворились в своей любви, двигаясь и дыша как одно существо, и границы времени и пространства стирались вокруг них. Сначала они двигались медленно и ритмично, как будто восторженно пробуя свои ощущения, затем быстрее, и когда желание неистово закружило их в последнем безумном порыве, мир задрожал и взорвался сверкающими искрами.
Потом Ранульф прижимал ее к себе и целовал нежный рот. Его губы скользили по ее лицу, чувствительному изгибу шеи. Он раньше не осознавал, как был одинок, бесконечно одинок, пока не встретил ее. Ему казалось неизмеримо важным найти нужные слова, чтобы выразить, как она бесценна для него.
- Я никогда не думал, что мужчина может быть так удовлетворен, так счастлив. Вы воплощение всего, что должно быть в женщине, - прошептал он. - Всего, чего я желал, но о чем боялся даже мечтать.
Моргана пробежала пальцами по его растрепанным волосам.
- Если это сон, я надеюсь никогда не просыпаться; если это чары, моя любовь, пусть они никогда не рассеиваются.
Было еще совсем раннее утро, когда Ранульф выскользнул из постели, оставив спящую жену под шелковым одеялом. Он наклонился и поцеловал ее висок, затем тихо вышел из комнаты и отправился искать кузена, с которым собирался поехать на верховую прогулку. Его любимая серая собака, сторожившая всю ночь перед дверью хозяина, приветствовала его радостным визгом.
- Тихо, Гром, тихо, хороший мальчик. Гончая, подпрыгивая, поспешила за широко шагающим хозяином, безмерно довольным жизнью и судьбой. У лестничной площадки он встретил Десмонда.
- Отчего такая мрачность? Ты снова пытался ухаживать за Бронуин, и она прогнала тебя?
Отрицательно покачав головой, Десмонд посмотрел вниз - на зал, полный слуг и завтракающих хлебом и элем мужчин.
- Мы должны поговорить наедине, Ранульф. Пройдем в комнату отдыха.
Ранульф последовал за кузеном, собака не отставала. Ему и прежде случалось сотни раз видеть Десмонда сердитым, нетерпеливым, неистовым, но никогда еще тот не был таким мрачным и напряженным. Произошло что-то очень страшное.
- В чем дело? Ты похож на оленя, почуявшего опасность.
- Да, и очень серьезную. Помощник псаря, раненный вчера, мечется в бреду, псарь так болен, что не может встать с кровати, и обе собаки мертвы.
Ранульф был потрясен.
- Столбняк?
- Нет. И не бешенство. Они отравлены.
