до сих пор искренне убежденное, что католики не должны участвовать в выборах, а мессу нужно проводить на латинском языке.
Синий дорожный указатель возвестил, что до Гарласко осталось пять километров.
– Она вся в черном, а тот, на ком одежда от Бенеттона, – воплощение сатаны. Из тех благочестивых христиан, кто жалел переселенцев, пока те не начали оккупировать наш город. Из тех, кто до сих пор думает, что добропорядочная девушка ездит верхом не иначе, как в дамском седле.
– Так что?
– Шлюха. По мнению благочестивой христианки, дочь Роберти – шлюха, которая каждую ночь меняет мужиков.
У дороги на крашеной скамейке сидели под яркими солнечными лучами два старика. На обоих поверх полосатых пижам были надеты широкие пальто. Они по очереди курили один сигаретный окурок. Над их головами поднималась вверх тонкая голубоватая струйка дыма.
Наступал вечер, а жара все не спадала. Тротти поежился.
Здание санатория стояло на вершине небольшого холма, сбегавшего своими склонами прямо к По. Вода в этой верхней части реки, напитанная альпийскими источниками, была сравнительно чистой, так как не успевала еще смешаться с промышленными стоками из Милана. В благородной архитектуре здания, выстроенного в начале XIX века неким благородным аристократом, удачно сочетались австрийский и итальянский стили. Широкий фасад из красного кирпича доминировал над раскинувшейся вокруг однообразной сельской местностью.
Отъехав от стариков метров на двести, Пизанелли повернул налево, и автомобиль покатился по длинной аллее. Негоревшая в этот час вывеска сообщала о близости «Каза Патрициа».
По другую сторону въезда в аллею было установлено белое изваяние Девы Марии, обнимавшей голову своего мертвого Сына. На статуе от частых туманов и загрязненных дождей долины По образовались пятна.
Аллея была обсажена каштанами, под которыми стояло несколько скамеек. В тени сидели и стояли старики, не обратившие на проехавшую машину никакого внимания. Минуло пять, и зной наконец начал спадать.
На лобовом стекле автомобиля образовался желтоватый налет от разбившихся насекомых.
Перед зданием Пизанелли остановился, припарковав машину за старым белым фургоном «фиат». Усталости Тротти больше не чувствовал. Они поднялись на крыльцо и через новую, автоматически раскрывшуюся стеклянную дверь вошли внутрь.
В прохладном воздухе стоял запах паркетного лака, лекарств и старческой мочи.
– Извините, я бы хотел видеть директора.
У сидевшей за столом девушки было миловидное простодушное личико. С косметикой под глазами она явно переборщила, ярко-красная помада на губах размазалась. Поверх оранжевой тенниски на ней был надет белый спенсер, украшавший ее плоскую грудь надписью: «Лучшая компания».
Она оторвала глаза от журнала «Висто», положила его на стол и улыбнулась, обнажив неровные зубы и темные десны.
– Я – комиссар Тротти.
Она подняла телефонную трубку.
– Не могли бы вы…
Тротти силой вернул ее руку с трубкой на место:
– Комиссар Тротти из уголовной полиции. Мне нужен директор. Срочно.
Девица закрыла журнал – она читала статью «Какао Меравильяо», – встала, проговорила: «Пройдемте» и без лишних слов, решительно сжав губы, повела полицейских по длинному коридору. Туфли были ей велики, и, чтобы они не болтались, она шла, неестественно выгнув спину. Пизанелли не отрывал глаз от белой юбки и слишком массивных для ее узкого тела бедер. Следом за ней мужчины поднялись по покрытой ковром лестнице и подошли к темной лакированной двери. Девушка постучала, вошла и, сказав несколько неразборчивых слов сидевшему внутри человеку, пригласила к нему Тротти и Пизанелли.
Пизанелли осклабился:
– До свидания, синьорина, – сказал он, проводя рукой по своим редким длинным волосам.
Девица вышла, не отрывая неодобрительного взгляда темных глаз от своих туфель слишком большого размера.
– Уголовная полиция?
Директор «Каза Патрициа» был невысоким жилистым мужчиной, чем-то напоминавшим сержанта в отставке: рубашка с погончиками, очень короткие седые волосы. Он сидел в мягком кожаном кресле. Потом поднялся, изобразил на своем узком лице улыбку и протянул руку. «Эммануэле Карнечине», – сообщил он, указав на лежавшую на столе деревянную доску, где было вырезано его имя.
– Чем могу служить?
Рядом с этой доской на столе стояла небольшая ваза с желтеющими соцветиями камыша. Сложенный экземпляр «Република». Под ним – розовые страницы «Гадзетта делло спорт».
Тротти без особого энтузиазма пожал директору руку.
– Не хотите ли чего-нибудь выпить? – спросил Карнечине, а потом, словно спохватившись, резко кивнул головой и прибавил:
– Несколько месяцев назад сюда уже заходила финансовая полиция. Мы пришли к весьма удовлетворительному соглашению. Я уверен, что в коридорах власти к моему учреждению с неодобрением относиться не будут.
