– Сейчас – да.
– Но не первый?
– Не первый, – по-прежнему спокойно ответила Марго.
– А кто были другие? Я их знаю? – Последовала долгая пауза. – Наверное, Чак?
– Я не стану отвечать на такие вопросы, Кен.
– И Боб?
– Я тебе ничего не скажу.
– И Док?
– Не скажу.
– Ненавижу этого выродка Дока, – как бы в раздумье сказал Кен. – Всегда его ненавидел.
– Ты и меня ненавидишь, Кен? – Марго села напротив брата, но он всё ещё не мог заставить себя взглянуть на неё. Он смотрел на свои стиснутые руки. Так прошло несколько секунд.
– Нет, но я мог бы убить тебя, – хрипло сказал он.
– За что? – допытывалась Марго. – В конце концов мне двадцать пять лет. А во многих отношениях я гораздо старше. И если сейчас я не могу делать, что хочу, то когда же?
– Замолчи! – Кен вскочил из-за стола в полном отчаянии. – Что ты мне говоришь, подумай только! Ведь ты – моя сестра!
– А ты – мой брат. Разве я когда-нибудь попрекала тебя твоими девушками?
– Это совсем другое дело.
– Вовсе нет, и ты это отлично знаешь. Разве ты думаешь о них хуже только потому, что они любили тебя?
– Любили!
– Да, любили. Я любила каждого, с кем была близка, точно так же, как те девушки любили тебя. И ты тоже любил их, пока вы были вместе.
– А через минуту эта любовь проходила.
– Тем хуже для
Раньше Марго никогда не позволяла себе плакать при братьях – ей хотелось, чтобы они верили, что могут положиться на её мужество и считали её своей опорой. А вот у неё нет никого, кто мог быть ей опорой, и она плакала над собой, над бедной девочкой с сияющими, как звезды, глазами, одетой в чесучовое платьице, которая была так счастлива со своими родителями в купе пульмановского вагона и не думала о том, что ждет её впереди.
Марго почувствовала, что Кен пытается застегнуть ей платье. Он опустился на колени и прижался лбом к её груди.
– Ради бога, не плачь, – бормотал он. – Не могу видеть, как ты плачешь, это для меня, как нож в сердце. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты мне и мать и сестра. Живи с кем хочешь, только не плачь.
Но Марго, не привыкшая плакать, никак не могла остановить слез. Она не в силах была совладать с рыданьями, сотрясавшими всё её тело, но какая-то крошечная частица её сознания смеялась, ибо как только Кену удавалось застегнуть два крючка, они тут же расстегивались от её судорожных всхлипываний.
– Я не хотел тебя обижать, – продолжал Кен. – Всё дело в том, что мы с Дэви потратили почти три четверти денег, а результатов пока ещё нет. Бэннермен заваливает нас письмами, он орет «давай, давай!», как болельщик на стадионе. Вставай же, детка. – Кен приподнял голову Марго и вытер ей глаза своим чистым носовым платком. – Довольно, успокойся. Ты единственная девушка, которая для меня что-то значит.
Марго сквозь слезы увидела его озабоченное лицо и испуганные ласковые глаза.
– Застегни мне платье, Кен, – прошептала она и, слабо улыбнувшись, добавила: – Как я уже просила.
Кен тоже тихо засмеялся.
– Вики и Дэви, наверное, беспокоятся.
– Вики чудесная девушка, Кен. Мне она страшно нравится.
Кен ничего не ответил, занявшись крючками. Марго умылась холодной водой, припудрила щеки и под глазами, потом накинула на плечи пальто и взяла в охапку коробки и свертки с рождественскими подарками, которыми нагрузил её Кен.
– Ты иди, – сказал он. – Я тебя догоню, вот только наведу здесь порядок.
Придерживая обеими руками пакеты, Марго дотянулась до Кена и чмокнула его в щеку. – Ну как, всё в порядке, Кен?
– Всё прекрасно, – ответил он. – Беги.
Марго вышла в зимнюю мглу и пошла было вверх по тропке, но, вспомнив о спокойствии Кена, вдруг встревожилась. В таких обстоятельствах спокойствие было для него так же необычно, как для неё слезы.
