он много пережил, и ему было досадно, что такой близкий человек, как Сабина, не понимает перемены, происшедшей в его взглядах. И к этой переоценке ценностей он пришел так мучительно, что даже самая мысль о том, что надо рассказывать ей все, шаг за шагом, привела его в ужас. – Речь идет о работе в промышленности. Максуэл бросил научную работу. Это место предлагали ему, но он отказался, потому что, – сказал Эрик с нарочитой небрежностью, – жалованье там на первое время четыре с половиной тысячи.
– Четыре с половиной тысячи! Это восемьдесят с чем-то в неделю!
– Ну, а он сейчас зарабатывает больше десяти тысяч, – сказал Эрик.
Сабина недоверчиво взглянула на него.
– Но ведь ты говорил, что никогда не станешь работать в промышленности.
– Мало ли что я говорил. Ты хотела бы жить в Нью-Йорке, не правда ли?
Он увидел в ее глазах отражение собственного страдания.
– Ты как-то так об этом говоришь… Если я неправа, скажи мне.
– Нет, ты права, – медленно сказал он и отвернулся. Снова ее теплая легкая ладонь легла на его руку, и Эрик почти болезненно ощутил ее близость. Только накануне он просил о любви другую женщину, и как бы ни был Эрик в ту минуту нерешителен, он знал, что, если б она согласилась, отступление было бы невозможно. В нем жило яркое воспоминание об этой минуте, но не менее остро он чувствовал, что на свете нет никого роднее и ближе Сабины. Он робко улыбнулся. – Знаешь, не хочу я этой проклятой работы.
– Тогда поедем кататься, Эрик, – умоляюще сказала она.
Он встал, совершенно измученный.
– Ладно, только, ты сама будешь вести машину.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Эрик рассказал Траскеру о результатах своих переговоров с Мэри. Он кратко и сухо изложил окончательные выводы, стараясь скрыть собственное разочарование за честной объективностью.
– Мы сделаем прибор, – сказал Траскер, немного подумав. – Мы будем работать так, словно это дело абсолютно решенное. Если у Ригана есть на этот счет какие-либо соображения, так пусть он первый их и выскажет.
Когда через полтора месяца они, наконец, представили свои планы и смету, Риган сказал, что они могут приступить к работе, не дожидаясь ответа. Он держался холодно и официально.
– Мне придется изыскивать средства специально для вас, – объяснил он. – Весьма возможно, что дело затянется надолго. Тем временем берите все, что вам нужно, под мою ответственность. Я сам буду подписывать ваши требования на оборудование.
Такая готовность совсем было обезоружила их, но вскоре они поняли, что за каждой коробкой шурупов или моточком паяльной проволоки они должны обращаться к Ригану или к его секретарше.
– До каких же пор это будет продолжаться? – запротестовал Эрик через два месяца. – Ведь любой аспирантик имеет право брать все, что нужно для опытов, прямо со склада!
– Подождем еще немного, – сказал Траскер. – Не так-то легко перестроить университетский бюджет в середине года. Даже если он это делает нам назло, все равно работа идет своим чередом.
– Ладно, – ответил Эрик. – Но попомните мои слова: мы с вами два маленьких принца в башне, и когда в подземелье найдут наши косточки, вы спохватитесь, да поздно.
– Вы хотите бежать отсюда? – в упор спросил Траскер.
– Куда мне бежать? Сейчас не меньше чем полгода придется ждать какого-нибудь места, да и неизвестно, дождешься ли вообще. А я по уши влез в долги за мебель. Бежать я не собираюсь, но и не желаю, чтобы Риган помыкал мной, как круглым идиотом.
– Послушайте, Эрик, мы с вами согласились на то, что, по словам Лича, сулило нам хорошие перспективы. Но Лич умер, а с ним и наши надежды. Если вам хочется злиться, так злитесь на меня за то, что я вас втянул в эту историю.
– Вы не виноваты.
– Тогда забудем об этом, – сказал Траскер. – Нытьем тут не поможешь.
– Это, по-вашему, нытье?
Траскер засмеялся.
– Так меня всегда одергивает моя Эллен. Мне кажется, что я пылаю благородным негодованием, а она говорит, что это нытье. Кстати, мы приглашаем вас с Сабиной во вторник на обед. Эллен будет звонить Сабине. Я пригласил и Хьюго, но вы же его знаете – от него никогда не добьешься определенного ответа.
Хьюго Фабермахер до последней минуты не мог решить, идти ему к Траскерам или нет. В понедельник, в свежее весеннее утро, на пути в библиотеку, он догнал Сабину, возвращавшуюся домой с покупками. Он пошел рядом с нею, играя с Джоди, который был страшно доволен, что его наконец посадили в коляску среди свертков, – он устал от длинного подъема на холм. Хьюго улыбнулся, глядя на ребенка сверху вниз.
– Смотрите, как он развалился, точно король среди своих сокровищ, – грустно сказал Хьюго. – Весь мир принадлежит ему.
Сабина засмеялась.
– А между тем он считает личным оскорблением, когда я беру с собой коляску. По правде говоря, я беру ее не столько для него, сколько для свертков.
