когда она улыбалась, в глазах ее появлялось выражение настороженности и замкнутости. От нее слегка пахло бренди.
Они подъехали к дому Хэвилендов незадолго до полуночи. Во втором этаже светились высокие окна, на спущенных занавесях то и дело мелькали тени. Такси остановилось у подъезда следом за другой машиной, из которой только что вышло несколько гостей. Сабина первая стала подниматься по ступенькам подъезда; какой-то человек из шедшей впереди группы оглянулся на нее и вдруг остановился. На нем был безукоризненно сидящий фрак; в тени дома трудно было разглядеть его лицо. Человек приподнял шляпу и улыбнулся. Сабине бросились в глаза его крепкие белые зубы – от улыбки его мясистое лицо с массивной нижней челюстью выглядело значительно привлекательнее. При небольшом росте он был очень широк в плечах, и по той самоуверенности, которая чувствовалась в его чопорно-прямой осанке, Сабина сразу узнала его.
– Сэби… Хэллоу! – низким густым басом произнес он.
– Хэлло, Арни, – усмехнулась Сабина, словно в этой встрече была какая-то ирония.
Эрик остановился рядом, с любопытством глядя на незнакомца, но в это время подошедшая сзади группа гостей разъединила их и увлекла за собой.
– Кто это? – спросил Эрик, когда они поднимались на второй этаж.
– Тебе ничего не говорит имя Арни О'Хэйр?
– Арни О'Хэйр? – Он отрицательно покачал головой.
– Помнишь вечеринку у Томми Максуэла, когда мы с тобой встретились в первый раз? Мы с тобой вышли в кухню за сандвичами, а потом ко мне подошел молодой человек и сказал, что нам пора уходить.
– Как я могу помнить? Это было так давно… – сказал Эрик и вдруг улыбнулся. – А, помню! Такой щекастый?
– Ну да, щекастый, – кивнула Сабина, и в улыбке, которой они обменялись с Эриком, промелькнуло то прежнее взаимопонимание, которого давно уже не было между ними.
В зале было шумно, многолюдно, пахло табачным дымом и духами. Гости, очень элегантно и изысканно одетые, казалось, говорили одновременно и сразу обо всем – о войне, о театре, об отношении правительства к предпринимателям… Куда бы Сабина ни поглядела, всюду она видела оживленные лица и шевелящиеся рты. Тони представил ее бледной, некрасивой, нескладно одетой женщине.
– Моя невестка, Прю Хэвиленд, – сказал он Сабине.
Миссис Хэвиленд, словно школьница, сказала заученную любезность, и тут же Сабину оттеснили другие гости. Она мельком заметила в толпе Эдну и Эрика, направлявшихся в сторону бара. Тони она тотчас же потеряла из виду, но вдруг перед ней возник Арни – он держал в руках два полных бокала, растопырив локти, чтобы его не так толкали. Он смотрел на нее с явным интересом.
– Возьмите-ка, – сказал он, протягивая ей бокал. – Вот уж не ожидал встретить вас здесь. Давненько мы с вами не видались!
– Я уезжала за город на выходной день, – засмеялась Сабина. – А разве вы имеете большее право, чем я, находиться здесь?
– Я хорошо знаю Хэвилендов, – ответил он. – Они дружат с родителями моей жены.
– Она здесь?
– Нет. – Сабина заметила, что лицо у него по-прежнему было красное и что выражение его колючих голубых глаз ничуть не изменилось. Она совсем не удивилась тому, что его черные, гладко прилизанные волосы заметно поредели – ведь, как-никак, с тех пор прошло уже десять лет. Сейчас ему, должно быть, лет тридцать шесть, сообразила она. У него сохранилась прежняя привычка впиваться глазами в собеседника так, что трудно было не опустить глаз под его взглядом. – Моя жена нездорова, – кратко пояснил он, как бы давая понять, что он только из великодушия не выказывает законного раздражения по этому поводу. – Все еще не может оправиться после третьего ребенка. Она и после первых двух девочек болела, но не так. И главное, доктор ее предупреждал. Вы ведь знаете Кору, – сказал он таким тоном, словно после этого напоминания ей все должно было стать понятным. – А вы тут с кем?
– С мужем. Вы ведь знаете его, – сказала она, передразнивая его интонацию, но он не понял этого. Прихлебывая коктейль, она огляделась по сторонам. – Как странно, Арни, видеть вас таким и в таком месте! Было время, когда я даже представить себе не могла, что у кого-нибудь из моих друзей может быть жена или муж, а о детях уж и говорить нечего! А теперь все это кажется вполне естественным. Помните, мы, бывало, сидели в беседке на Риверсайд-Драйв, у Сто сорок второй улицы, и все пытались вообразить, как бы мы себя чувствовали, если б были знакомы с такими людьми, – она обвела взглядом зал. – Сегодня я возила сынишку к своей матери, туда, где я жила прежде. В один и тот же день побывать там и здесь – знаете, нужно родиться и вырасти в Нью-Йорке, чтобы в полной мере почувствовать это. Как вы справляетесь с такой жизнью, Арни?
Он захохотал, и его плотная, крутая грудь затряслась от смеха.
– Очень хорошо справляюсь, – многозначительно сказал он. – А вы?
– Нет, – мягко сказала Сабина. – Я чувствую себя не на месте. Если б я приехала сюда из какого-нибудь Кливленда или Сент-Луиса, я бы воспринимала все это иначе. Но я родилась здесь и ходила в бесплатную школу, а наша хозяйка и ее муж учились в фешенебельных частных пансионах и имели гувернанток. Помните, как мы, бывало, смотрели на эту молодежь, когда встречали ее на танцах в Барнарде или в Колумбийском университете? Подумать только, что они нам казались сказочными принцами и принцессами!
– Будет вам, Сэби, – покровительственно сказал Арни. – Моим детям теперь в самый раз иметь гувернанток и ходить в частные школы. А ваши как? Что думает об этом ваш муж?
Сабина грустно усмехнулась.
– Не знаю. У нас один мальчик, да и то Эрик не справляется со своими отцовскими обязанностями – ему все некогда.
– Ну, знаете, хороших отцов не бывает, дай бог быть хорошим мужем.
Она насмешливо взглянула на него.
