Что его сделало таким, думал Эрик. Богатство? Нет, это слишком простой, наивный ответ. Сколько Эрик его помнил, Тони всегда пасовал в решительные минуты. Человек не может утвердить себя в жизни, если, борясь с людьми за осуществление своих целей или отстаивая свои убеждения, он не вкладывает в эту борьбу всю свою душу, не отдает ей все свои силы. Как-то давно Фокс сказал, что у Тони слишком большой выбор; вместо того чтобы черпать в этом силу, он выбирает только возможности для отступления.
Эрик отошел и взял пальто и шляпу. Он остановился у кресла Эдны, наклонился и нежно прикоснулся губами к ее щеке.
– Прощайте, Эдна. Идем, Сабина.
Сабина стала одеваться; он молча следил за ней глазами. В эту минуту Эрик заметил, что Лили смотрит на него понимающим взглядом. Они грустно улыбнулись, потом простились, молчаливо поблагодарив друг друга за поддержку и сочувствие, и пожалели, что за столько лет не успели как следует узнать друг друга. Узнать просто по-человечески, и больше ничего, – говорили их улыбки.
18
Эрик и Сабина вышли на улицу, свернули в восточном направлении и некоторое время шли молча. Вечер был тихий и холодный. Вдали, над аэродромом, по небу медленно двигались лучи прожекторов, похожие на растопыренные пальцы фокусника, показывающего, что в руках у него ничего нет.
– Ты на меня сердишься? – тихо спросил он.
Она удивленно обернулась.
– Я? За что?
– За письмо Хьюго. Ты же знаешь, я его прочел, – признался он. – Я прочел его, и оно меня растрогало. Оно… Мне жаль, что это не я тебе его написал.
Она ответила не сразу; пока длилось это молчание, он чувствовал себя беззащитным перед нею, а душа ее была для него закрыта. Сейчас между ними уже не было взаимопонимания, он был всецело в ее власти.
Наконец Сабина заговорила, и, не услышав в ее тоне того, чего он так опасался, Эрик понял, что до сих пор не знает ее как следует.
– Ты ведь не говорил сегодня об этом Хьюго, не правда ли?
– Боже мой, почему тебе пришло это в голову?
– Вчера ему, по-видимому, казалось, что ты на него злишься за это.
– Он так тебе сказал? – грустно спросил Эрик. – Неужели он так и сказал?
– Вот почему я и спросила, не говорил ли ты с ним сегодня о письме. Я рада, что между вами ничего не произошло. Тони рассказал мне о сегодняшней речи и о впечатлении, которое она произвела на всех вас. Когда ты пришел домой, я сразу заподозрила что-то неладное. Но ведь Хьюго знал, что ты хочешь отказаться от предложения Арни, правда?
– Он не мог не знать.
– Ну, слава богу. По крайней мере он знал, что, какие бы дела ни творились вокруг, ты его не предашь. И тебе не в чем себя упрекать.
– Тебя только это и беспокоит? – спросил он. – Только то, что у меня на душе?
Она с жалостью посмотрела на него, и Эрик понял, что окончательно выдал себя.
– Значит, ты все-таки сердился на него, – сказала она. – И на меня тоже. Да, пожалуй, я это знала со вчерашнего дня.
– Почему же ты молчала, Сабина? Почему ты не заставила меня высказаться и облегчить душу?
– Мне не хотелось, чтобы тебе было стыдно за себя.
– Но мне все равно стыдно, – сказал он. – Знаешь, когда ночью не спится, так часов около трех утра вдруг впадаешь в тоску, начинаешь все видеть в черном свете, и тебе кажется, что все тебя обманули и предали; а утром проснешься – и все эти гнетущие мысли рассеиваются, и мрачные решения, которые надумываешь ночью, кажутся глупыми, такими, какие они на самом деле и есть. Для меня эта история с письмом – такой же ночной кошмар, но только продолжавшийся и днем. – Он покачал головой. – Мне нечем оправдаться, кроме того, что прошлая неделя, а может быть, и весь прошлый месяц для меня был вот такой бессонной ночью. Может, я просто слишком устал, а может, все дело в том, что мне уже перевалило за тридцать пять. Скажи мне, дорогая, можешь ты посочувствовать дураку?
– А разве ты нуждаешься в сочувствии? – спросила Сабина, и Эрик догадался, что она улыбается.
– Пожалуй, нет, – засмеялся он. – Это я просто так, чтобы ты что-нибудь сказала. – Она взяла его за руку. Они шли, тесно прижавшись друг к другу, как, бывало, в прежние времена, и она сказала:
– Милый, мои слова – это самое малое, что я могу тебе дать, и ты это знаешь.
– Да, правда. Но видишь ли, дорогая, я хотел бы быть тебе лучшим мужем. Меня всегда это угнетало, – признался он. – И я буду лучше, вот увидишь.
– Ты и так хороший муж. Ты оказался таким, как я и думала. Я ничего другого и не ждала, ничего другого и не требовала. Помнишь наше первое лето в Провинстауне? Как-то на пляже я тебе сказала, чтоб ты не думал о том, каким я хочу тебя видеть, и остался бы самим собой. Таким я тебя полюбила, и больше мне ничего не нужно.
– Но ты заслуживаешь лучшего. Ты могла бы гораздо удачнее выйти замуж.
Она снова засмеялась.
– Нет, – сказала она, – если ты такого мнения о себе, значит, я права… Это лишний раз доказывает, что ты очень плохо разбираешься в людях.
Они шли пешком до своего отеля и тихо разговаривали; давно им уже не было так легко друг с другом,
