– Я вижу, вы во всем любите масштабность, – заметила Кэсси без всякой иронии, но Джордан по- прежнему держался холодно и натянуто, очевидно полагая, что у нее очередной приступ задиристого настроения.
– Только в том, что меня действительно интересует, – буркнул он. – А сейчас я буду ее наряжать. Если хотите, можете помочь, если же нет, то присядьте и обдумайте пока предстоящую вечеринку.
– Сначала я хотела бы поговорить с вами, – набравшись смелости, сказала Кэсси. – Мне кажется, нам нужно кое-что обсудить, и чем скорее, тем лучше.
– Ну что же, – он был слегка раздосадован, но, видя, что Кэсси полна решимости настоять на своем, сдался, – валяйте. – Он уселся на стул, жестом пригласив ее сделать то же самое, и она не мешкая взяла быка за рога, опасаясь, что позже не хватит духу сказать ему все, что должно быть сказано.
– У нас с вами довольно сложная ситуация, я имею в виду, мы работаем в одной редакции, постоянно играем на людях, притворяясь, что нам очень нравится быть вместе. Я подумала, что нам бы лучше работать в разных газетах. Вокруг было бы куда меньше любопытных глаз, а значит, мы бы так не напрягались, изображая несуществующую близость. Мы могли бы навещать вашего отца каждую неделю, в другое же время спокойно жили бы своей жизнью. Совершенно очевидно, что уйти нужно именно мне, поэтому я решила, что немедленно займусь поисками нового места.
Он молча смотрел на нее, и Кэсси пришлось собрать все свое мужество, чтобы выдержать взгляд его холодных, сверкающих гневом глаз.
– Это и есть ваше решение? – с явной враждебностью спросил Джордан. Жалкий итог ваших глубоких раздумий?
– Вы же наверняка видите, что в этом есть смысл, – вспыхнула Кэсси.
– Я вижу, как это воспримут все окружающие… если я позволю такому случиться, – отрубил он. – Я очень хорошо помню ваше желание, чтобы помолвка продлилась один день! Помню и то, что объяснил вам абсолютную невозможность чего-либо подобного, и не собираюсь повторять свои доводы. Постарайтесь хоть сейчас посмотреть на все иначе, с точки зрения другого человека. Как вы полагаете, что подумает мой отец? Или ваша мать? Редакция загудит от слухов и домыслов. Если вы испытываете серьезные неудобства из-за нашей временной помолвки, так и скажите, и мы положим этому делу конец. Но хочу вас предупредить, Кэсси, в таком случае вам действительно придется искать другую работу! Когда я в последний раз навещал родителей, моя мать только и говорила что о вас. Она относится к вам как к дочери, и я не позволю, чтобы ей причинили боль. Только попробуйте расстроить ее теперь, когда она так тревожится об отце, и я устрою вам веселую жизнь!
Из всего сказанного у нее в мозгу засело только одно: «Когда я в последний раз навещал родителей».
– Вы… вы ездили домой к родителям? – в смятении спросила она, не понимая, как это раньше не пришло ей в голову.
– Естественно. Я должен был повидать отца перед операцией и хоть немного поддержать мать. Где, черт возьми, по-вашему, я еще мог быть? Я не мог взять вас с собой, вы же не вполне оправились от гриппа!
Она отвернулась, прикусив губу и вновь перебирая в памяти все свои мучительные, полные глубокой обиды мысли. Почти целую неделю он ночевал на ее неудобной кушетке, заботился о ней, а на выходные уехал повидать родителей. А что же она? Она злилась, что он куда-то запропастился. Снова, как бывало уже не раз, заняла боевые позиции, и все потому, что хотела видеть его рядом с собой. Кэсси сидела, не говоря ни слова, поглощенная своими невеселыми раздумьями. Она, значит, действительно хочет, чтобы он всегда был рядом! И нападает на него каждый раз, когда чувствует боль, а эта боль возникает, когда он оставляет ее одну.
В один прекрасный день срок их соглашения истечет, заговор перестанет существовать, и Джордан при первой же возможности вернется к тому, что больше всего привлекало его в этой жизни. Какой прок желать, чтобы он всегда оставался рядом, если вся их так называемая близость не более чем иллюзия, нереальная и щемящая, как и само Рождество!
– Хотите еще что-нибудь сказать? – нетерпеливо спросил Джордан, поднимаясь со стула и собирая коробки с покупками. Кэсси молча покачала головой. – Как я понимаю, очередной кризис позади? – проворчал он. – В таком случае, может, возьмемся за дело?
В полном смятении она присоединилась к Джордану. До чего же трудно разобраться в собственных чувствах! У нее и в мыслях не было испытывать вообще какие-либо чувства к этому человеку, а они возникли, и Кэсси не знала, как быть. Она принялась развешивать серебряную канитель. Джордан с любопытством наблюдал за ней.
– Может, все-таки продумаем план вечеринки?
– Сегодня мы просто не успеем сделать и то и другое, – быстро сказала она. – Я без труда набросаю план, если вы дадите мне основную идею. Обдумаю все дома или даже во время перерыва на работе. Никаких проблем.
– Ах, ну да! – протянул он. – Я и забыл, что вы окончили школу в Швейцарии. В ваших силах придать всему действу некую европейскую утонченность, а мне останется пожинать лавры! Займитесь нижними ветками, скомандовал он. – Я возьму стремянку и развешу игрушки наверху.
Кэсси была рада, что он вышел из комнаты. По крайней мере есть минута-другая, чтобы собраться с мыслями, однако еще до того, как он вернулся, она решила ни о чем не думать. У нее просто не было сил на откровенность с собой.
– Прелестная комната, – заметила она, когда Джордан вернулся в гостиную и поставил стремянку возле елки.
– Я уж и не надеялся услышать это от вас, – улыбнулся он. – Каждая вторая из женщин, которые здесь бывают, в восторге от нее!
На долю секунды Кэсси замерла как громом пораженная. У нее даже мысли не мелькало, что у Джордана могут быть другие женщины, и эти слова отозвались в ней почти осязаемой болью. Хотя почему бы и нет? Он красив, обаятелен, умен. И был он сейчас с ней, а не с другой потому, что, как он говорил, она нравится его отцу больше всех остальных. Это некоторым образом подчеркивало кратковременность их отношений, и Кэсси погрузилась в молчание. Джордан никогда и ни при каких обстоятельствах не захотел бы связывать себя надолго ни с одной женщиной. Она не могла себе представить, чтобы Джордан, оказавшись
