Квантовая психология

полицейского белая кожа, а у избиваемого человека — черная, и приходит к несколько иным заключениям. Наблюдатель В прибыл на место раньше и видел, что человек, прежде чем получить первый удар дубинкой, навел на полицейского пистолет. Наблюдатель Г слышал, как полицейский сказал: «Держись подальше от моей жены», и, таким образом, имеет уже четвертое видение «сути» дела. И так далее…

Феноменологическая социология многое позаимствовала у Гуссерля и Хёйзинги, а также у экзистенциализма. Отрицая абстрактную платонову «реальность» (единственную), социологи этой школы признают лишь общественные реальности (множественные), определяемые человеческими взаимодействиями и «правилами игры» и ограниченные пропускной способностью человеческой нервной системы.

Этнометодология, в значительной степени творение доктора Чарльза Гарфинкеля, сочетает в себе самые радикальные теории современной антропологии и феноменологической социологии. Признавая общественные реальности (множественные), которые она называет эмическими реальностями, этнометодология демонстрирует, что восприятие каждого человека, в том числе и восприятие социологов, считающих, что они способны изучать общество «объективно», всегда содержит в себе ограничения, дефекты и бессознательные предубеждения эмической реальности (или общественной игры) наблюдателя.

Феноменологи и этнометодологи иногда признают и этическую реальность — что-то вроде старомодной «объективной реальности» традиционной (доэкзистенциалистской) философии и древних суеверий, ставших в наше время «здравым смыслом». Однако подчеркивается, что об этической реальности нельзя сказать ничего вразумительного, поскольку во все, что мы можем сказать, встроена структура нашей эмической реальности — наших общественных правил игры (своего рода языковой игры).

Если вы хотите оспаривать это, пожалуйста, пришлите мне полное описание этической реальности, которое бы не прибегало к словам, математике, музыке или другим формам человеческого символизма. (Присылайте экспрессом. Я мечтал увидеть такое описание не один десяток лет.)

Экзистенциализм и феноменология повлияли не только на некоторых социологов, но и на многих художников и нескольких радикальных общественных деятелей. Но среди академических философов оба эти направления пользуются дурной репутацией, и их влияние на физические науки тоже не получило большого признания. Но именно об этом влиянии мы и будем говорить.

Прагматизм имеет некоторое сходство с экзистенциализмом и феноменологией и родствен им. Эта философия, или этот метод, происходит главным образом от Вильяма Джемса — очень сложного ученого, книги которого в одних библиотеках и книжных магазинах стоят в разделе философии, в других местах — в разделе психологии, а кое-где — в разделе религии. Как и экзистенциализм, прагматизм отвергает призрачные абстракции и большую часть словаря традиционной философии.

Согласно воззрениям прагматизма, идеи имеют смысл только в конкретных человеческих ситуациях, «истина» как абстракция не имеет смысла вообще, и самое лучшее, что мы можем сказать о любой теории, — это: «Что ж, кажется, эта теория работает… по крайней мере, на данный момент».

Инструментализм a la Джон Диви в целом следует прагматизму, но особо подчеркивает, что достоверность или полезность любой идеи — мы уже избавились от «истины», вы помните? — зависит от инструментов, при помощи которых идея проверялась. По мере улучшения качества инструментов достоверность или полезность этой же идеи будет изменяться.

Как и другие теории, которые мы уже обсудили, инструментализм оказал более непосредственное влияние на социологию (а также на теорию образования), чем на физику, хотя в большой степени испытал на себе влияние физики.

Операционализм, созданный нобелевским лауреатом физиком Перси У. Бриджменом, пытается преодолеть возражения «здравого смысла» против теории относительности и квантовой механики и многое заимствует у прагматизма и инструментализма. Бриджмен заявлял, что «здравый смысл» происходит от некоторых догм и спекуляций древней философии — в частности, от платоновского идеализма и аристотелевского учения о «сущностях». Многое из того, что эта философия принимает за аксиомы, в настоящее время выглядит либо неверным, либо недоказуемым.

Здравый смысл, например, предполагает, что утверждение «Работа была закончена через пять часов» может содержать в себе как абсолютную истину, так и объективность. Операционализм же, вслед за Эйнштейном (и прагматизмом), настаивает, что единственное имеющее смысл утверждение об этом измерении времени должно формулироваться так: «Когда я находился с рабочими в одной инерционной системе, мои часы показали интервал в пять часов между началом и концом работы».

Утверждение «Работа заняла шесть часов» может быть не ложным, а в равной степени истинным, если наблюдатель производил измерение из другой инерционной системы. В этом случае фраза должна строиться так: «Когда я наблюдал инерционную систему рабочих из моего космического корабля (другой инерционной системы, удаляющейся от них), мои часы показали интервал в шесть часов между началом и концом работы».

Операционализм оказал большое влияние на физику, несколько меньшее — на некоторые общественные науки и остается неизвестным либо отвергается академическими философами, художниками, гуманитариями и т. п. Странно, что многие из тех людей, которые не любят операционализм за то, что он «холоден» и «слишком научен», не высказывают тех же претензий к экзистенциализму или феноменологии.

Этого я не могу понять. На мой взгляд, экзистенциализм и феноменология применяют к человеческим отношениям те же критические методы, которые операционализм применяет к физике.

Копенгагенская интерпретация квантовой физики, созданная Нильсом Бором (еще одним нобелевским лауреатом), во многом совпадает с операционализмом, но излагается на еще более радикальном языке. Согласно Бору, как «здравый смысл», так и традиционная философия оказались не способны учитывать данные квантовой механики (и теории относительности), и, чтобы понять то, что открыла физика, нам нужно говорить на новом языке.

Новый язык, разработанный Бором, не содержит тех абстракций, которые отвергались экзистенциализмом, и предлагает давать вещам определения в терминах человеческих операций (к чему призывают прагматизм и операционализм). Бор признавал, что на его понимание этих вопросов оказали влияние экзистенциалист Кьеркегор и прагматик Джемс. (Странно, что многие ученые явно не подозревают об этом «философском» основании операционализма и называют операционалистский подход просто «здравым смыслом»; точно так же не-ученые называют здравым смыслом платоновскую и аристотелевскую метафизику.)

Общая семантика, продукт польско-американского инженера Альфреда Коржибского, пыталась сформулировать новую неаристотелевскую логику, чтобы удалить «эссенциалистские», или аристотелевские, правила игры из наших нейролингвистических реакций (речи и мышления) и перенастроить найти мозговые программы на экзистенциалистские и феноменологические концепции и особенно на квантовую механику. А-прим (английский язык без слова is), созданный Д. Дэвидом Борландом-младшим, пытается эффективно применять принципы общей семантики на практике. Я многим обязан Коржибскому и Борланду. [5]

Общая семантика очень сильно повлияла на современную психологию и социологию, но оказала незначительное влияние на физику и сферу образования и практически не затронула те проблемы, которые она старалась разрешить, — то есть вездесущее неосознаваемое невежество и предвзятость даваемых людьми оценок.

Трансакционная психология, основанная в значительной степени на передовых исследованиях человеческого восприятия, проводившихся в Принстонском университете в 40-е годы Альбертом Эймсом, соглашается со всеми вышеупомянутыми системами в том, что мы не можем познать никакую абстрактную «Истину», а только относительные истины (с маленькой буквы, во множественном