Подведем итоги: КНРСПЯ опубликовал ошибочный научный отзыв. Он блокировал все попытки члена исполнительного совета этого же Комитета проинформировать коллег об ошибочности этого отзыва. Когда отобранная Комитетом экспертная комиссия признала отзыв ошибочным, ее выводы скрыли. Такое положение дел сохранялось четыре года, и если в начале это еще можно было объяснить «некомпетентностью», то дальнейшее уже нельзя было назвать даже «покрывательством».
Неужто насмешливый и спорный термин «Новый Фундаментализм» действительно оправдан? «Фэйт», сентябрь-октябрь 1979 года, статья Джерома Кларка и Дж. Гордона Мелтона «Крестовый поход против паранормального»: из КНРСПЯ ушел, или выдворен (мнения расходятся) еще один из отцов-соучредителей.
Профессор социологии Марчелло Труцци из Восточного Мичиганского университета был редактором журнала КНРСПЯ еще в ту пору, когда он назывался «Зететик». Труцци не разделял общего мнения членов исполнительного совета, считавших публикации иных взглядов в этом журнале неуместными. По его мнению, КНРСПЯ стоял не на позициях скептицизма в полном смысле этого слова, а лоббировал интересы «ортодоксального научного истэблишмента». Иными словами, скептицизм комитета, в полном соответствии со сформулированным мной парадоксом, выродился в очередной догматизм фанатичной веры.
Проф. Труцци начал издавать собственный журнал «Зететик сколар», конкурирующий с журналом КНРСПЯ «Скептикл инкуайрер». На страницах этого журнала он публикует полный спектр мнений по каждому вопросу, позволяя читателю самостоятельно сформировать личную точку зрения, в отличие от «Скептикл инкуайрер», в котором публикуется только одна «истинная» точка зрения, поскольку «истина» им заранее известна. Вот почему нас не должна удивлять их ненависть к Труцци.
Но вернемся к нашему списку разных видов высказываний, которые выражаются при помощи человеческой речи, не забывая, что любой ряд личностно-значимых высказываний создает туннель реальности, который «редактирует» непосредственное восприятие.
Рассмотрим высказывание «Мэрилин Монро была самой красивой женщиной своего времени».
Вряд ли это высказывание можно считать научным, поскольку не существует такого измерителя красоты, который бы с точностью до миливенер позволил нам измерить красоту Мэрилин Монро в сравнении с красотой, скажем, Джейн Рассел или Дайяны Дорз. Ясно, что это не математическое высказывание, а также не юридическое, так как ни одно жюри присяжных не выносило решения по этому делу.
С точки зрения семантики и современной логики, высказывание «Мэрилин Монро была самой красивой женщиной своего времени» можно считать автореферентным высказыванием, поскольку оно справедливо относительно нервной системы говорящего. Если его переформулировать как «По-моему, Мэрилин Монро была самой красивой женщиной своего времени», оно становится «истинным» (если только мы не заподозрим, что говорящий намеренно нас обманывает). Такие автореферентные «истины», разделяемые одним человеком или группой людей в какой-то момент времени, справедливы лишь относительно их нервных систем. Это не означает, что такие высказывания «ложны», а говорит лишь о том, что они еще более относительны (и субъективны), чем юридические «истины», и имеют совершенно иную природу, чем научные и математические «истины».
Судя по всему, ошибки и потенциальный догматизм вкрадываются в наше «мышление» при недостаточной точности нашего языка. Если высказывание «Мэрилин Монро была самой красивой женщиной своего времени» кажется «объективно реальным» и может легко взбесить поклонников Софи Лорен, то в высказывании «По-моему, Мэрилин Монро была самой красивой женщиной своего времени» выражается автореферентное суждение, или личное мнение, никак не претендующее на «объективность».
Точно так же высказывание «Бетховен талантливее Моцарта» полезнее переформулировать в сугубо автореферентное высказывание: «Пo-моему, Бетховен талантливее Моцарта». Понятно, что проведение такой семантической реформы лишило бы музыковедение (и искусствоведение в целом) их пылкости и стервозности, но придало бы им больше смысла.
С точки зрения логического позитивизма, высказывания сравнительного характера о красоте Монро и Лорен, гении Бетховена и Моцарта или таланте Ван Гога и Пикассо считаются «бессмысленными». Мы не будем столь категоричными, а ограничимся лишь внесением поправки: такие высказывания полны смысла, но лишь для людей, которые их формулируют. Называя такого рода высказывания авто-референтными, мы стремимся уберечься не только от ошибок, но и от раздражения, которое неизбежно возникает во время разговора, если молчаливо допускается, что это высказывания такого же порядка, как о точке кипения воды, равенстве pq и qp и даже отравлении д-ром Криппеном собственной жены.
А как вам нравится высказывание ««Любовник леди Чаттерлей» — порнографический роман»? Можно считать это высказывание «юридически истинным», пока наши суды не изменят мнение по этому поводу. А можно считать это высказывание таким же автореферентным, как и сравнительное высказывание о красоте, но тогда суды при рассмотрении дела будут путать автореферентные высказывания с другими, более объективными высказываниями. Увы, благодаря такого рода размышлениям я стал неисправимым агностиком. Так что пока не изобретут какой- нибудь порнографометр, вопросы о «Леди Чаттерлей», Шекспире или о фильмах Мэрилин Чемберс останутся в корне отличными от вопросов о напряжении в электрической цепи.
А пока в продаже не появился измеритель красоты и порнографометр, разумно считать высказывания о красоте и порнографичности автореферентными, если мы не хотим называть их вслед за логиками- позитивистами бессмысленными.
Но тогда как быть с высказыванием ««Любовник леди Чаттерлей» — женоненавистнический роман»? Назвав его автореферентым, мы рискуем стать еще более непопулярными. Как и в примере со строительством новой атомной электростанции, мы, похоже, переходим в пограничную область, где «научное», «эстетическое» и «моральное» невозможно отделить друг от друга к удовольствию двух толкователей, и где «объективное» пугающе переплетается с «субъективным».
Возможно, признав существование такой проблемы, а не голословно утверждая, что она решена, мы немного проясним ситуацию.
«Нью санди таймс» (Малайзия) за 22 февраля 1981 года: пятнадцатилетний мальчик в течение десяти лет обладает «аномально высокой температурой» тела. Врачи считают, что с ребенком, которого соседи прозвали «огненным мальчиком», все в порядке, он здоров и счастлив.
Как нам реагировать на такие истории? Кто-то, наверное, в них верит; а кто-то считает байками недобросовестного репортера, сочиняющего для газет удивительные истории и сенсации.
Не знаю. Я просто немного сомневаюсь. Думаю, в этом сомневаются и читатели, поскольку в этой истории нет ничего «сверхъестественного», «уфологического» и «ужасного». Неужели это означает, что нам не запрещается размышлять о такого рода странных случаях? Читаем «Стрэйтс таймс» (Сингапур) за 26 февраля 1981 года. Полуторагодовалая девочка из деревушки Мяньян на юго-западе Китая тоже отличается аномально высокой температурой тела, но, в отличие от малазийского «огненного мальчика», она родилась с такой температурой. Врачи ее якобы осматривали и проблем со здоровьем не выявили.
Опять «утка» недобросовестного репортера? Возможно. Но раз запрета на освещение этого странного случая нет, многие читатели сочтут его не откровенной мистификацией, а вполне возможным медицинским курьезом.
В книге Мичелла и Рикарда «Необыкновенные явления» описывается странная история, прочитанная ими в лондонской «Таймс» в мае 1934 года. У некой Анны Монаро, страдавшей от астмы, во время сна, и только во время сна, над грудью появлялось голубое свечение. Многие врачи пытались объяснить причину этого свечения, но так и не смогли найти удовлетворительное объяснение. Пока они вели бесконечные споры, синьора Монаро продолжала светиться.
Райховский оргон предположительно был голубым, но ведь это была всего лишь галлюцинация. Конечно.
В «Необыкновенных явлениях» цитируется отрывок из книги отца Гарстона
