– Мне казалось, что вы просто хотите уберечь меня от солнца…
– Живо! – рявкнул он тоном, не допускающим возражений.
Она проглотила этот резкий тон и побрела через террасу к двери, открывавшей вход в ее спальню. Там ее ждала лохань с прохладной водой. Ароматные травы плавали в воде и, погрузившись в ванну, она ощутила легкое покалывание. После ванны, глядя в зеркало, она убедилась, что ее кожа действительно обгорела на солнце.
Ткань платьев оказалась слишком грубой для ее нежной кожи; поэтому она остановила свой выбор на халате из изумрудно-зеленого шелка. Когда она вышла к Шону, тот сидел на ступеньках, глядя на океан. Он уже переоделся в белую полотняную куртку, которая очень шла к его загорелой коже, черным волосам и золотистым глазам.
– Я заказал чай со сливками, так как ты сказала, что не голодна. – Он подвел ее к столу и вручил широкополую соломенную шляпу. – Это защитит тебя от солнца.
Надев шляпу, Кортни завязала ее под подбородком.
– Хочешь лепешку? – спросил он.
– Нет, спасибо. – Она заглянула в чайник. Чай был темно-янтарного цвета.
– Налить вам?
Он кивнул, а она вдруг осознала, насколько нелепо все это выглядит – совсем как иллюстрация к правилам хорошего тона под названием «Леди и контрабандист кушают чай». Смешно!
– Мне жаль, что тебе так долго пришлось быть одной, Шейла.
– Мне не было скучно, а теперь тем более. – Она старалась сохранить невозмутимость, но руки ее и шея страшно горели. – Вы закончили свои дела?
– Только начал.
– Могу я спросить, что это за дела?
– Капиталовложения в недвижимость. – Он намазал сбитыми сливками лепешку. – Ты уже несколько часов в Нассау. Ну, как твои впечатления?
– Мне нравится, но я почти не видела города, так как из магазина вы сразу отправили меня сюда.
– Я покажу тебе все в свое время. По правде говоря, смотреть особенно нечего, но когда начнет ходить пароход…
– Пароход?
– Сэмюэль Кунард собирается гонять пароход между Нью-Йорком и Нассау. Это значит, что в Нассау повалит народ, понадобятся отели…
– То есть, ваш бизнес – строительство отелей?
– Это одно из нескольких дел, которые мы обсуждаем с возможными партнерами.
Она почувствовала уважение к его коммерческой жилке: он, очевидно, был предпринимателем, не боящимся риска. Ее отец и Маркус были совершенно беспомощны, когда Дело касалось бизнеса. Это было нечто новое в ее жизни: находиться рядом с человеком, не боящимся рисковать.
– Тебе нравится дом? – он покосился в ее сторону и был польщен, когда она кивнула. – Мой отец построил его в тысяча восемьсот пятьдесят втором году, когда здесь открыли минеральные источники, но пьянство и холера доконали отца.
– Он умер?
– Да. Нассау убил его. Мне видится в этом вызов судьбы. Я хочу закончить дело, начатое отцом.
Странные мысли охватили ее. Ей не хотелось больше вникать в жизнь Шона. Ей захотелось удержать его на расстоянии, чтобы загадка осталась неразгаданной. Знание таит в себе столько опасностей; чем больше она узнавала его, тем сильнее он ее притягивал.
Она рассматривала красивое лицо Шона. В этот момент он выглядел очень уязвимым – преданный сын решил закончить дело жизни своего отца, – и это трогало ее до слез.
– Откуда у вас этот шрам? – спросила она, очерчивая пальцем серповидную линию на его лице.
– Память о ревнивой любовнице. – Он задержал ее руку в своей, поднес пальцы к своим губам. – Ты никогда не рассказываешь о себе. Расскажи мне о своей сестре.
Кортни откинулась назад и прикрыла глаза. «Сара. Что я могу сказать ему? Насколько я могу быть с ним откровенной?» Она заметила, что он пристально смотрит на нее цепким оценивающим взглядом.
– Она… умерла совсем недавно. Что еще можно сказать?
– Сколько ей было лет?
– Почти девятнадцать. – Образ Сары, лежащей на кровати, настолько живо возник в ее памяти, что Кортни содрогнулась.
– Если тебе не хочется об этом говорить… – Его большая ладонь накрыла ее руку.
Ее словно обдало жаром. Она поспешно отдернула руку, ее глаза выдавали ее чувства.
– Она влюбилась в подлеца, который воспользовался ее добротой и великодушием, – проговорила Кортни ровным голосом, – и, когда он бросил ее, беременную, она предпочла смерть позору.
Его взгляд, устремленный куда-то мимо нее, был неподвижен и непроницаем, как будто его мысли витали где-то далеко-далеко отсюда.
– Я понимаю тебя. Когда-то давным-давно женщину, которую я любил, тоже довели до самоубийства.
