– Ах ты господи, – вздохнула мама. – Ей кажется, что Пру совсем не продвигается?
– Да, ей, безусловно, так кажется. – Отец нарочно тянул. Он напрягся всем телом, словно готовясь к прыжку.
– Не надо так на нее сердиться, Бернард, – сказала мама. – Девочка не виновата, что ей не дается математика. Я уверена, что она старается изо всех сил.
– Да уж, она старается изо всех сил, ничего не скажешь. – Голос отца поднялся до крика. Его бледное лицо побагровело. – Старается изо всех сил вытянуть из меня деньги!
Он брызгал слюной, выкрикивая это. Потом качнулся и ухватился за стол.
– Пожалуйста, не волнуйся так, – умоляюще сказала мама. – У тебя опять голова закружилась?
– Да, закружилась! Неудивительно, черт побери, – процедил отец сквозь зубы. Он наклонился ко мне через стол. – Да как ты посмела?
Он так стукнул кулаком по старой, исцарапанной столешнице, что все тарелки, ложки и ножи подпрыгнули со звоном.
Грейс взяла меня за руку под столом.
– Что она сделала, Бернард? – спросила мама. – Мисс Робертс жалуется на нее? Может быть, она просто слишком строга к нашей Пру.
– Мисс Робертс не то чтобы жалуется на нее. Она просто немного удивлена. Вот уже три недели Пруденс у нее не появлялась.
– Что? – спросила мама. – Как? Почему? Ты что, заблудилась, Пру? Почему ты у нее не была?
– А? – выкрикнул отец, перегибаясь ко мне через стол.
– Один раз я у нее была и не поняла ни слова. Я подумала, что раз так, мне незачем к ней ходить, – пролепетала я.
– Ушам своим не верю! – бушевал отец. – Почему же ты мне ничего не сказала после этого своего неудачного похода?
– Не захотела! – бросила я ему прямо в лицо.
– Не захотела. Хотя знала, что этот мистер Майлз затевает против нас процесс и того гляди отправит нас с мамой за решетку за то, что мы не дали тебе нормального образования?
– Он не отправит нас в тюрьму! Правда ведь? – слабым голосом спросила мама.
– Конечно, никто не собирается сажать тебя в тюрьму, мама.
– Ах ты, мисс Всезнайка! Ты у нас больше всех знаешь, больно умная выросла! Математика тебе понадобится, даже если ты вздумаешь маяться дурью в художественном институте, не забывай. Ты решила, что можешь прогуливать, своевольничать, нагло лгать родному отцу, разбазаривать чужое время и деньги…
Он вдруг замолк на полуслове, еще шевеля губами по инерции.
– Бернард! Ну пожалуйста, успокойся! Тебе нельзя так волноваться. Ты заболеешь! – Мама взяла его за руку.
Он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и уставился на меня. Лицо у него было по-прежнему багровым. Даже глаза налились кровью от ярости.
– Где мои деньги? – крикнул он. – Где мои восемьдесят фунтов?
– Шестьдесят. За первый раз я заплатила.
– Не смей со мной пререкаться. Восемьдесят, шестьдесят – не важно. Где они? Давай их сюда немедленно, слышишь?
– Не могу.
Отец стал задыхаться. Похоже было, что голова у него сейчас лопнет, и глаза, зубы и язык разлетятся по столу.
– Я сказал: давай их сюда немедленно!
– Не могу, папа. Я их потратила.
Отец покачнулся.
– Ты потратила восемьдесят фунтов моих денег?! – выдохнул он.
– Шестьдесят, папа. Да, потратила. Извини, – тихо сказала я.
– На что ты их потратила, Пруденс? – пролепетала мама.
Я сглотнула, не находя слов.
– Она их потратила на меня. На шоколад. Целую кучу шоколада! – отчаянно затараторила Грейс.
– Я бы мог догадаться. Прожорливая маленькая кретинка! – брезгливо сказал отец, – Ты, значит, набивала свою ненасытную глотку на мои деньги, заработанные тяжелым трудом.
Я вдруг так разозлилась, что у меня прошел всякий страх перед отцом.
– Не говори так с Грейс, папа. Это ужасно и очень несправедливо. Вовсе я не потратила деньги на шоколад. Грейс просто хочет меня защитить. Я потратила их на другое.
– На что другое? – спросила мама, которая за всю жизнь не потратила шестьдесят фунтов за раз.
