Вопрос помимо желания слетел с губ Магды:
— А ты можешь умереть?
— Да. Меня очень трудно убить, но я все же могу умереть. Раны, которые я получил сегодня, могли бы уничтожить меня, если бы ты не принесла вовремя этот клинок… Я получил слишком сильные повреждения, и без тебя я бы умер. — Он несколько секунд продолжал смотреть на нее, а потом перевел взгляд на замок. — Наверное, Расалом считаем, что я погиб. Это может пойти мне на пользу.
Магде захотелось обнять его и прижаться к его груди, но она почувствовала, что сейчас не сможет этого сделать. Теперь она поняла, почему так часто на его лице она видела непонятное ей чувство вины.
— Не ходи туда, Гленн.
— Называй меня Глэкен, — тихо произнес он. — Меня так давно уже никто не называл моим настоящим именем!..
— Хорошо… Глэкен. — Слово было очень приятным на слух, и Магде показалось, что, называя его так, она еще сильнее сближается с ним. Но оставалось еще немало тревожащих ее вопросов. — А откуда взялись в замке эти старинные запрещенные рукописи? Кто их там спрятал?
— Я. В дурных руках они могли бы натворить много бед, но я не мог позволить себе уничтожить их. Любые знания — особенно относительно зла — должны быть сохранены.
Магде хотелось задать еще один вопрос, но она колебалась. Слушая историю Глэкена, она поняла, что ей совершенно неважно, сколько ему лет, потому что он все равно остался тем единственным человеком, которого она любит. Но как он сам относится к ней?..
— А что со мной? — наконец спросила она. — Ты никогда не говорил мне, что… — Магда хотела узнать, не является ли она для него всего лишь «перевалочным пунктом», еще одной мимолетной победой. Может быть, любовь, которую она видела в его глазах, была всего лишь притворством, к которому он привык за долгие века существования? Может ли он любить до сих пор? Способен ли еще на настоящие чувства?.. Но она не могла произнести этого вслух. Даже думать о таких вещах ей было боязно.
Но казалось, что Глэкен читает ее мысли.
— А ты бы поверила мне, если б я ответил тебе и на этот вопрос?
— Но вчера…
— Я люблю тебя, Магда, — сказал он и взял ее за руку. — Я так долго был одинок!.. Но ты тронула мою душу и сердце. Уже давно никому это не удавалось. Да, я гораздо старше всех и всего, что ты можешь себе представить, но я все-таки мужчина! Этого у меня никто не отнял.
Магда медленно обняла его за плечи, нежно, но крепко сжимая в своих объятиях. Она хотела удержать его здесь, прямо на этом месте, и оградить от страшного замка.
Прошло немало времени, и наконец он шепнул ей на ухо:
— Помоги мне подняться на ноги. Надо остановить твоего отца.
Магда понимала, что должна помочь ему, хоть и очень сильно боялась за его жизнь. Она взяла Глэкена под руку и попыталась поднять, но колени у него дрожали и беспомощно подгибались. Наконец, он тяжело опустился на землю и изо всех сил ударил по ней кулаком.
— Проклятье! Я еще слишком слаб!
— Я сама пойду, — твердо сказала она, даже удивившись своему голосу. — Я могу встретить отца у ворот.
— Нет! Это слишком опасно!
— Я поговорю с ним. Он меня послушает.
— Вряд ли. Он потерял уже свой рассудок и волю. И теперь будет слушать одного Расалома.
— Все равно я должна попробовать. У нас нет сейчас другого выбора.
Глэкен молчал.
— Так я иду… — Ей хотелось гордо встряхнуть головой, показывая этим, что она совсем не боится. Но на самом деле Магда была перепугана до смерти.
— Только не входи во двор, — предупредил Глэкен. — Что бы ты ни делала, не смей заступать на территорию замка — там теперь царствует Расалом!
«Я знаю, — думала Магда, пока бежала по тропинке к мосту. — Но как же я тогда смогу помешать отцу перешагнуть на эту сторону, если он будет держать в руках рукоятку меча?..»
Куза надеялся погасить фонарь сразу же, как только выберется в верхний подвал, но и там почему-то все лампочки были выключены. Однако он обнаружил, что в коридоре все-таки не совсем темно. На стенах повсюду виднелись какие-то горящие пятна. Он пригляделся и понял, что это светятся копии крестообразного талисмана, вставленные в камень. Они загорались сильнее при его приближении, а потом затухали, когда он отходил от них, как бы перекликаясь с драгоценным предметом в руках профессора.
Теодор Куза шел по коридору в состоянии благоговейного страха. Никогда еще ему не приходилось так близко сталкиваться со сверхъестественными явлениями. Но теперь он уже не сможет смотреть на жизнь так, как раньше. Куза вспомнил, с какой ребяческой самоуверенностью он полагал, будто сумел познать все устройство этого мира, и не допускал даже мысли о том, что на самом деле его глаза зашторены и он, по сути, ничего не знает об истинной природе вещей. Но теперь шоры сняты, и он видит наконец мир таким, каков он и есть на самом деле.
Профессор шел, бережно прижимая талисман к груди, и чувствовал себя причастным к настоящему волшебству. Но одновременно и далеким от Бога. Хотя что в конце концов сделал Бог для своего «избранного народа»? Сколько тысяч и миллионов евреев погибло только за последние годы, слезно призывая его на помощь?.. Но их молитвы так и не были услышаны!
Ну, ничего… Спасение уже идет, и помогает в этом не кто иной, как сам Теодор Куза.
Поднимаясь по лестнице во двор, он вдруг почувствовал какую-то тревогу и в нерешительности остановился на полпути. Мысли путались, и, пытаясь в них разобраться, профессор молча наблюдал, как струится со двора вниз по ступенькам густой туман, словно парное молоко заливая коридоры подвала.
Скоро, очень скоро пробьет час его победы, его триумфа! Наконец-то он совершит нечто важное — сыграет существенную роль в уничтожении нацизма. Но почему же тогда его сердце охватывает эта странная тревога? Почему ему вдруг стало не по себе?.. Наверное, все же еще какие-то сомнения относительно Моласара продолжали подспудно грызть его душу. Конечно, ничего особенного, но все-таки…
А может, и нет вовсе никаких сомнений… Просто ему показалась странной сама форма талисмана — слишком уж сильно он напоминал профессору крест, а ведь Моласар так боится крестов! Но, возможно, это было задумано специально: Моласар приблизил форму своего амулета к священному кресту, чтобы сбить этим с толку своих преследователей — ведь точно такими же крестами он украсил и все стены замка. И еще: почему Моласар отказался помочь профессору достать свой талисман со дна ямы и сразу же потребовал, чтобы Куза завернул его понадежней?.. И, наконец, если этот предмет действительно представляет для него такую ценность, если это и есть настоящий источник его силы и энергии, то почему он сам не хочет найти для него надежный тайник?
Медленно, почти механически, Куза миновал несколько последних ступенек и оказался во дворе. Здесь он невольно прищурился в предутреннем полумраке и сразу же нашел ответ на свои вопросы: солнечный свет! Ну, конечно! Ведь Моласар не может сам действовать при свете дня, и поэтому ему был нужен помощник. Какое же облегчение испытал профессор, когда рассеялись его последние сомнения — все это только из-за дневного света!
Когда глаза Кузы немного привыкли к серому сумраку, он оглядел затянутый туманом двор и заметил у ворот какую-то фигуру. По всей видимости, человек ждал кого-то. На мгновение сердце старика замерло: он подумал, что, возможно, это один из солдат, каким-то чудом оставшийся в живых. Но потом понял, что для солдата такая фигура слишком мала и стройна.
У ворот стояла Магда! Окрыленный этим радостным открытием, он поспешил ей навстречу.
Стоя у ворот замка, Магда смотрела во двор. Было тихо и пустынно, но повсюду виднелись следы недавнего боя: пулевые пробоины в брезенте и металле автомобилей, разбитые стекла, выбоины в каменных стенах сизый дымок, поднимающийся от сгоревших генераторов… Нигде не было заметно никакого
