веских причин. Ведь солдаты постоянно дежурили возле пролома, что не мешало их товарищам погибать наверху, при этом никто из часовых еще ни разу не замечал, чтобы через дырку в полу какое-нибудь существо выходило из подземелья на улицу. Может быть, стоит всерьез заняться изучением этого подвала? Что если сердце замка как раз и находится там, захороненное в его темных закоулках? Вот где надо как следует поискать!.. Хотя нет - на это уйдет уйма времени, ведь некоторые из ходов могут тянуться на многие мили. И если быть до конца откровенным, то вряд ли у кого-нибудь возникнет желание путешествовать по катакомбам, в которых царствует вечная ночь. Как-никак, ночь теперь стала для них злейшим врагом. И только трупам было все равно, где ее проводить.
Трупы… Сразу же вспомнились грязные сапоги и запачканные землей простыни на мертвых солдатах. Они продолжали беспокоить капитана в самые неподходящие моменты. Как сейчас, например. Впрочем, и в течение всего дня эта грязная обувь не давала ему покоя, пробуждая самые неприятные подозрения и вызывая сумятицу в мыслях.
Грязные сапоги… От этих раздумий Ворманну становилось не по себе. Проклятая грязь никак не укладывалась ни в одну из его теорий.
Он продолжал неподвижно сидеть у мольберта, уставившись на незаконченную картину.
Кэмпфер лежал на своей койке, положив ногу на ногу. Его 'шмайсер' висел на стене рядом с ним. Майора била нервная дрожь. Он пытался успокоиться, но из этого ничего не выходило. Никогда раньше он даже не предполагал, насколько изнурительным может быть постоянное чувство страха.
Ему непременно надо выбираться отсюда!
Необходимо завтра же взорвать ко всем чертям этот замок. Именно так он и поступит. Сразу после обеда он заложит фугасы и сровняет проклятую крепость с землей. Таким образом, уже в субботу он будет спокойно ночевать в Плоешти на настоящей кровати с настоящим матрасом и перестанет, наконец, вздрагивать при каждом шорохе и дуновении ветерка. И никогда больше ему не придется сидеть так и трястись, обливаясь холодным потом и все время думая, кто может красться по коридору за его дверью.
Хотя завтра, наверное, еще слишком рано. За это уж его точно по головке никто не погладит. В Плоешти ждут майора не раньше понедельника, и до тех пор надо постараться испробовать все возможные средства, чтобы решить проблему другим путем. Взрывать замок - самая последняя мера, и принимать ее допустимо лишь в том случае, если все остальные способы окажутся бесполезными. Наверное, армейское командование недаром разместило здесь эту заставу и велело тщательно охранять ее как важный стратегический пункт. Нет, разрушение замка - это последнее средство.
Тут Кэмпфер отчетливо услышал, как двое часовых в кованых сапогах прошли мимо его запертой двери. Он заблаговременно распорядился удвоить охрану в коридорах и самолично проверил, чтобы это приказание было выполнено. Напротив своей комнаты майор выставил дополнительный усиленный пост, выбрав в качестве личной охраны троих самых крепких солдат из возглавляемой им спецкоманды СС. Конечно, он не рассчитывал, что свинцовый град из автоматов сможет остановить вездесущего убийцу, но надеялся, что в случае чего именно часовые станут первыми жертвами, и, таким образом, он продлит свое существование еще на одну ночь. А уж его телохранители будут как миленькие блюсти покой своего начальника - в этом Кэмпфер почти не сомневался, строго-настрого наказав подчиненным не спускать глаз с его двери, как бы сильно они ни устали за день. А сегодня он изрядно заставил их попотеть - все без исключения солдаты СС были заняты на разборке стен, особенно вокруг его комнаты. В результате этой работы была полностью исключена возможность спрятаться на расстоянии в пятьдесят футов по обе стороны от того места, где лежал сейчас съежившийся от страха майор. Впрочем, разборка стен ничего не дала. Никаких тайников и скрытых проходов обнаружено не было.
Кэмпфер снова вздрогнул, и его начало трясти пуще прежнего.
Как и прошлой ночью, темнота и холод одновременно проникли в комнату, но сегодня Куза чувствовал себя настолько разбитым, что не нашел даже сил развернуть свое кресло, чтобы быть лицом к Моласару. У него кончился кодеин, и боль теперь превратилась в нескончаемую пытку.
- Как вам удается входить сюда и выходить, минуя двери? - спросил он, скорее из-за того, что не нашел просто лучшего вопроса. Профессор смотрел на закрытый потайной ход, рассчитывая, что Моласар появится именно оттуда. Но тот каким-то образом возник у него за спиной.
- У меня есть свои особые способы передвижения, и для них не требуется ни дверей, ни потайных ходов. Но эти способы лежат за пределами твоего понимания.
- Как и многое другое… - согласился Куза, не скрывая своего отчаяния.
День сегодня выдался неудачный донельзя. Кроме непрекращающейся боли, профессора давило еще и горькое осознание того, что все его надежды на отсрочку в решении судьбы евреев были всего лишь химерой, пустой мечтой. Он задумал заключить сделку с Моласаром. Но что он может предложить ему взамен? И, главное, за что? За убийство майора? Да, Магда была глубоко права, когда говорила утром, что смерть Кэмпфера лишь ненадолго задержит неизбежный исход. А может быть, даже ухудшит и без того ужасную ситуацию. Несомненно, со стороны немцев последует ответный удар, и придется он прежде всего по румынским евреям. Еще бы! Погиб офицер, которого послали как раз для того, чтобы он выстроил для них в Плоешти лагерь смерти. И как погиб! Его жестоко убили! А эсэсовцы тем временем пришлют нового офицера. Может быть, через месяц, а может, и через неделю. Какое это имеет значение? У нацистов впереди много времени. Их армия оказалась непобедимой и теперь завоевывает одну страну за другой. Их невозможно остановить. И когда они захватят все государства, которые им нужны, они смогут не торопясь заняться претворением в жизнь безумных идей своего вождя о расовой селекции и очистке наций.
Короче говоря, старый и больной профессор-историк ничего не сможет сделать, чтобы хоть как-то изменить положение к лучшему.
Но хуже всего было то, что он без конца вспоминал о страхе Моласара перед крестом… Да, он на самом деле БОИТСЯ КРЕСТА!
Моласар бесшумно пересек комнату и остановился перед профессором, молча разглядывая его. 'Как странно… - подумал Куза. - Либо я чересчур уж погрузился в свои собственные мысли, либо слишком устал, но мне кажется, что я начинаю постепенно привыкать к нему'. И действительно, сегодня он не ощутил того ужаса, который раньше всякий раз охватывал его при появлении хозяина замка. Скорее всего, ему теперь просто уже все равно.
- Мне кажется, ты можешь умереть, - без предисловия заявил боярин.
Эти резкие слова вывели Кузу из состояния мрачного равнодушия.
- От ваших рук?
- Нет. От своих собственных.
Возможно ли, чтобы Моласар был способен читать мысли? Сегодня Куза и правда довольно долго размышлял об этом. Самоубийство могло бы разрешить очень многие проблемы: Магда наконец почувствовала бы себя свободной и без него легко могла бы спрятаться где-нибудь в горах, где нет ни Кэмпфера, ни Железной Гвардии, ни всех остальных. Да, такая мысль уже не раз закрадывалась ему в голову. Но он не знал, как осуществить этот план. К тому же ему не хватало решимости.
Куза отвел глаза в сторону.
- Возможно. Но даже если я и не умру от своей руки, то очень скоро это произойдет в лагере смерти майора Кэмпфера.
- Что еще за лагерь смерти? - Моласар нахмурился и придвинулся ближе к старику. Когда лампочка осветила его лицо, он изумленно поднял вверх брови. - Это место, где люди собираются, чтобы вместе умирать?
- Не совсем так. Людей туда свозят насильно и там убивают. И майор скоро выстроит такой лагерь недалеко отсюда, в Плоешти.
- Чтобы убивать валахов?! - Прилив ярости заставил Моласара обнажить свои непомерно длинные зубы. - Эти немцы пришли сюда, чтобы убивать мой народ?
- Да это не ваш народ, - с грустью заметил Куза, даже не пытаясь скрыть своей подавленности. Чем больше он думал об этом, тем ему становилось хуже. - Речь идет о евреях. Вы бы ни за что не согласились причислить себя к нашей нации.
