— Попросите Фернандеса побеседовать с последним из работников, уволенных сеньорой Хименес. А Перес пусть заставит девчонку попотеть, пока мы будем туда добираться. Все отчеты должны быть готовы к половине пятого, до того, как мы отправимся на встречу с судебным следователем Кальдероном.
Фалькон позвонил на мобильник Марсиано Руису и велел ему до вечера вернуться в Севилью для дачи показаний. В ответ на протест Руиса Фалькон пригрозил, что арестует Лусену.
— Вы успокоились? — спросил он Рамиреса. Тот кивнул в ответ из-за машины. — Тогда доставьте сеньора Лусену в полицейское управление и снимите с него письменные показания… но без грубостей.
Фалькон вывел Лусену из дома и посадил на заднее сиденье машины Рамиреса. Все отъехали. Фалькон пригнулся к рулю и под шуршание шин по проспекту Борбольи предавался раздумьям. Сегодня все здорово психовали. Некоторые преступления действовали на людей подобным образом. Слишком бередили нервы. Главным образом, случаи с детьми. Киднэппинг, за которым следовало томительное ожидание и неизбежное обнаружение обезображенного трупа. И здесь было то же самое ощущение… как будто совокупный человеческий опыт пополнился чем-то ужасным и одновременно исчезло нечто значительное, что уже невозможно восполнить. Для кого-то дневной свет теперь всегда будет немного тусклее, а воздух никогда не обретет былой свежести.
— И часто вам приходилось наблюдать такое? — задала неожиданный вопрос сеньора Хименес. — Я думаю, да. Наверняка вы видите это постоянно.
— Что? — спросил Фалькон, прекрасно понимая, о чем идет речь, но не желая развивать эту тему.
— Благополучных людей, у которых жизнь рушится на глазах за долю…
— Никогда, — отрезал он чуть ли не в бешенстве.
Фалькона зацепило слово «благополучный», и он вспомнил другие ее слова, прошедшиеся наждаком по его «благополучию»: «По-моему, это гораздо тяжелее. Быть брошенным женой, потому что ей лучше вообще ни с кем, чем с тобой». Его буквально подмывало отплатить ей той же монетой, заявив: «По-моему, очень тяжело… быть брошенной любовником, потому что ему лучше с мужчиной, чем с тобой». Но он послал эту фразочку куда подальше, навесив на нее ярлык «Недостойное», и заменил ее мыслью, что Инес, вероятно, сделала его женоненавистником.
— Конечно, старший инспектор… — сказала она.
— Нет, никогда, — повторил он, — потому что я никогда не встречал благополучных людей. С благополучным прошлым и с безоблачным будущим — да. Но прошлое всегда приукрашено воображением, а безоблачное будущее — несбыточная мечта. Люди предстают благополучными только в письменных отчетах, да и там между словами и строками есть промежутки, которые редко бывают пустыми.
— Да, мы осторожны, — подхватила она, — осторожны в отношении того, что показываем другим, и того, что раскрываем самим себе.
— Простите, я чересчур… погорячился, — сказал он. — У нас был тяжелый день, и многое еще впереди. Каждый испытал достаточно потрясений.
— Просто не могу поверить, что я до сих пор такая идиотка, — проговорила она. — Я столкнулась с Басилио в лифте в Эдифисьо-дель-Пресиденте. Он ехал вниз, и наверняка с восьмого этажа. Я как-то об этом не подумала. Но… но зачем же ему понадобилось так…
— Забудьте о нем. Он тут ни при чем.
— Если только он не наградил меня чем-нибудь.
— Сходите, проверьтесь, — ляпнул Фалькон и тут же пожалел о своей бестактности. — А сейчас, донья Консуэло, подумайте о том, у кого могли быть мотивы убить вашего мужа. Мне нужны имена и адреса всех его друзей. В частности, я хочу, чтобы вы вспомнили, кто именно сказал вам, что вы очень похожи на его первую жену. И еще мне нужен органайзер Рауля.
— У него в офисе есть настольный ежедневник, который вела я. Свою записную книжку он выбросил, когда у него появился мобильный телефон. Там все его контакты. Он не любил бумагу, а ручки вечно терял и таскал у меня.
Фалькон не помнил, чтобы в квартире был найден мобильный телефон, и позвонил криминалистам и судмедэксперту. Никакого мобильника. Должно быть, убийца прихватил его с собой.
— А нет ли еще каких-нибудь записей?
— Старая адресная книга в офисном компьютере.
— Где это?
— Над рестораном у площади Альфальфы.
Он дал ей свой мобильник и попросил распорядиться, чтобы ему через полчаса подготовили распечатку книги с компьютера.
Около трех часов дня Фалькон высадил ее у дома сестры в Сан-Бернардо. Десять минут спустя он припарковался у восточных ворот Садов Мурильо и продолжил свой путь пешком по кварталу Санта-Крус, быстро лавируя в толпах туристов, собравшихся поглазеть на пасхальные шествия. Солнце светило вовсю. Было жарко, и Фалькон быстро вспотел. В спертой атмосфере узких улочек настоялся смешанный запах сигарет «Дукадос», цветущих апельсиновых деревьев, конского навоза и благовонного дыма, шлейфом стелившегося за процессиями. Булыжники мостовых стали скользкими от свечного воска.
Фалькон скинул плащ и, решив сократить путь, нырнул в проулок, известный ему по нескольким урокам в располагавшемся на улице Фредерико Рубио Британском институте, где были организованы курсы английского, которые он прилежно оплачивал, хотя почти не посещал. Он вышел на юго-восточный угол площади Альфальфы, наводненной представителями всех стран мира. Перед ним замелькали объективы фотоаппаратов и видеокамер. Протиснувшись сквозь скопление народа, он побежал трусцой по улице Сан- Хуана, и тут вдруг его подхватила и понесла с собою толпа, хлынувшая с улицы Ботерос. Фалькон понял свою ошибку, когда увидел приближающуюся процессию, но было слишком поздно: он уже не мог сопротивляться стаду. Его тащили к украшенной цветами платформе, которая только что одолела трудный поворот и теперь плыла вперед на плечах двадцати
Вперед протискивались особо ретивые. Тень
6
Процессия повернула. Полный сострадания взгляд Пресвятой Девы обратился на других. Сзади перестали напирать. Последний вскрик труб эхом отразился от балконов. Барабанный бой смолк. В наступившей тишине
Фалькон ослабил узел галстука и отер холодный пот с лица. Он выбрался из толпы и, пошатываясь,
